Через год к Слободчику наведался Геннадий Васильев. Полным ходом шла перестройка. И Николай Александрович был уже гораздо мягче, охотнее показывал и рассказывал.

— Вы давно заняты музеем? — спросил я. (В прошлый наш приезд он вел себя так, что любые вопросы личного характера были просто-напросто исключены.)

— Я присоединился к нему в 1951 году, — охотно ответил Слободчиков.

— А разве в это время музей уже был основан?

— Да, незадолго до того, в 1948 году. Музей затеял Петр Филаретович Константинов. До этого в Сан-Франциско существовал только исторический кружок, интересовались они в основном Форт-Россом. А я в Шанхае тоже состоял в историческом кружке. Приезжаю и узнаю, что Константинов — бывший агроном и служил в России у моего дяди, директора департамента земледелия. Дядя мой Дмитрий Яковлевич Слободчиков был большой знаток, начинал при Столыпине, помогал ему в реформах, хорошо относился к крестьянам, Советы его не арестовали. Константинов, узнавши, что я его племянник, воспылал ко мне любовью и втянул в музейные дела. — Николай Александрович впервые за время нашего знакомства улыбнулся. — Правда, я сам с удовольствием втянулся. Стал вице-председателем, потом сделался председателем, в 1965 году. С тех пор и состою директором.

— А не трудно? Большая нагрузка…

— Устал, знаете ли. А замены пока нет… А так, пора на отдых, буду просто помогать.

— Николай Александрович, как все это начиналось? — спрашивал я, пока мы ходили по уже знакомому мне залу. — Вот я вижу, экспозиция сильно обновилась. Значит, у вас огромное собрание!

— Огромное, — согласился Николай Александрович с заметной гордостью. — Мы сами плохо себе представляем, какими богатствами владеем. До сих пор не все обработали. Константинов, надо сказать, начинал деятельно. Обратился с письмами к важным эмигрантам — к Ипатьеву, Гречанинову, Сикорскому, Александре Толстой… Ну и пошло. Гречанинов сразу прислал нам массу своих сочинений, написанных его рукой. Много прислал профессор Ипатьев. Сикорский посылал свои конструкции, документы, старые фотографии. Помогал деньгами.

— Он вообще многим помогал.

— Да, Сикорский был щедрый человек. Он и Толстовскому фонду жертвовал. Был еще такой Анатолий Степанович Лукашкин, он был важный деятель в Харбине, куратор изучения Маньчжурского края. Он передал музею восемьдесят работ о Харбине. К нам буквально потекли материалы. — Николай Александрович снова улыбнулся. — Знаете ли, у нашего директора Константинова была такая особенность: он любил работать ночью, ну и ночами он писал письма. Он их столько рассылал по всему миру, что вначале мы даже не успевали регистрировать подарки, только собирали и собирали. Много получали из Парижа. Из Польши получили архив дочери Александра II, ее переписку с отцом. Она сейчас у нас.