Иного объяснения у меня не было.

Сформулировав такой вывод, я даже вздохнул с облегчением. Наконец-то намечался выход из тупика, в который я забрел! «Путь на север», который никуда не вел, получал разумное объяснение, и о нем можно было не думать. Но вместе с тем у меня снова возникла надежда найти «страну бьярмов», о которой упоминали скальды, сопровождавшие туда конунгов. И если в тех немногих сагах, где упоминалась «страна бьярмов», оказывалось слишком много фантастики, с этим приходилось мириться, ибо выбирать было уже не из чего…

10

То, что фантастические саги остались бы в стороне, получилось непреднамеренно. Более достойными внимания казались мне саги родовые и исторические, тем более что существовали их переводы, снабженные комментариями, и посвященные им исследования. Фантастические, «лживые» саги были мне доступны только в переложениях и пересказах К. Ф. Тиандера. Как я уже говорил, в исландских сагах филолога интересовали только отдельные сюжеты, заимствованные из мировой литературы или европейского фольклора, получившие в дальнейшем специфическую скандинавскую окраску и развитие.

Если же учесть, что на Тиандера безусловное влияние оказала мифологическая школа, заставляющая видеть в персонажах малореального мира, с которыми встречается герой, олицетворение сил природы, старых языческих богов, а действие разворачивается в «царстве мертвых», то надежда обнаружить в его работе сколько-нибудь реальные географические приметы, сохраненные сагой, могла показаться напрасной.

Но иного выхода у меня не было. Кузнецов ничем помочь не мог. В своей работе о Биармии он приводил только те выдержки из текстов, где непосредственно упоминалась Биармия. Само содержание саг оставалась читателю неизвестным. Происходило так потому, что Кузнецов пользовался не текстами саг, которых было тогда опубликовано не слишком много, а сводом выдержек из них, напечатанным в середине прошлого века Рафном в Копенгагене в двух томах под интригующим названием «Русские древности». К выдержкам были приложены параллельные переводы на латынь, которыми и воспользовался для своей работы Кузнецов. Мне же нужны были переводы с подлинника, сохранявшие малозаметные, а то и просто исчезавшие при двойном переводе детали текста, те мелочи, «штампы», общие места, характерные для каждого сюжета, которые ведут исследователя сквозь чащу фантазий к источнику вымысла.

Как раз этого у Кузнецова и не было. Стараясь быть достаточно точным, он выбрал все, что содержалось в копенгагенском издании о Биармии, невольно оставив в стороне для меня самое важное — путь в эту страну.