Светлый фон
Роман Чего же ты хочешь?» был воспринят как клевета на интеллигенцию. Это верно лишь в том смысле, что Всеволод Кочетов интонационно (подчеркнуто мной. – А.Ф.) был подчеркнуто недоброжелателен к советской интеллигенции. Но многие черты этого социального характера он зафиксировал довольно точно. Эта книга дает очень много для понимания советского общества. Она еще ждет квалифицированной интерпретации». Обыденное сознание российских «интеллигентоведов», – «не поднялось достаточно высоко «по винтовой лестнице сознания и поэтому проблема интеллигенции ему просто не по зубам. Ни тому «интеллигентоведению», которое наивно строит свои рассуждения на скудной эрудиции, доставшейся ему от советской университетской программы, ни тому интеллигентоведению», которое теперь приобретает свою эрудицию в американских и европейских университетах и получает в свое распоряжение постмодернистский и постструктуралистский аппарат. Вызубрить можно все что угодно. Но чтобы вызубренное стало по-настоящему инструментальным, нужна другая структура обыденного сознания, иными словами, культура.

Если к этому добавить, что «научный работник» отличается от обывателя не тем, что у него другое сознание или сознание другого (более высокого) уровня», а тем, «что у него два сознания», то условием успешного социального анализа может быть только то, что А.С. Кустарев назвал «гармонией культурной адекватности». Если этого нет, то получается, что один нервный обыватель «изучает» другого и результат этих нервических интеллектуальных потуг и судорог «под зонтиком» одного и того же типа сознания подается как научное исследование. В этом плане мне совершенно ясно – не знаю, согласится ли со мной А.С. Кустарев, реальный научный анализ (т. е. критическая социология) интеллигенции с необходимостью выступает с одной стороны, как социотерапия, с другой – деконструкция целого ряда мифов и снятие целого ряда интеллектуальных табу, за которыми стоят групповые инстинктоинтересы. И прежде всего это касается самого определения термина «интеллигенция».

«научный работник» отличается от обывателя не тем, что у него другое сознание или сознание другого (более высокого) уровня», «что у него два сознания гармонией культурной адекватности».

II faut definir le sens des mots («определяйте значение слов») – требовал Декарт от ученых. Однако научные дефиниции – одна из самых сложных интеллектуальных процедур. Она вдвойне сложна при изучении общества («природа коварна, но не злонамеренна», – говорил Эйнштейн о природе в качестве объекта исследования общество). Но она втройне сложна, когда речь заходит об определении слоя, главная функция которого – рефлексировать по поводу социума, изучать и объяснять его, а заодно и самого себя. Как известно, труднее всего лечить врача, и не случайна формулировка «Врачу – исцелися сам». Это не пустые слова, поскольку интеллигенция всегда претендовала и претендует не только на то, что лишь она может говорить от имени народа (с властью и, как ни парадоксально, с самим народом, формулируя и представляя, ни много ни мало, его интересы); что лишь она способна научить власть уму-разуму (в том числе и как обходиться с народом); что лишь она – создатель настоящей культуры и монополист на операции с понятиями, смыслами и образами, на контроль над значимыми нематериальными объектами и культурно-информационными потоками. Пожалуй, главная претензия интеллигенции, из которой вытекают, которой обосновываются и легитимизируются три названные выше, это (и А.С. Кустарев верно указывает на данный факт) – претензия на определение, что такое интеллигенция, кто может считаться настоящим интеллигентом или даже так: кто имеет право считаться настоящим интеллигентом; т. е. интеллигенция – это не просто социальная характеристика, а реализация некоего права, которое определяет и которым наделяет… сама интеллигенция – всё, круг замкнулся, собака закусила свой хвост и бешено крутится на одном месте. Остается лишь признать правоту автора «Нервных людей», упрекающего русскую/советскую интеллигенцию в принципиальной несоциологичности.