Не меньше копий было сломано по поводу киноэпопеи «Освобождение» (режиссёр Ю. Озеров). В сценарии фильма присутствовал Сталин, причём как талантливый стратег, как крупный и мудрый государственный деятель. Несмотря на решение ЦК КПСС и приказ трёх министров, в Госкомитете по кинематографу со сценарием обращались бесцеремонно, тормозили его прохождение, пытались сократить сцены со Сталиным. Во время показа фильма зрители часто встречали появление Сталина на экране аплодисментами.

Таким образом, на рубеже 1960-1970-х годов в идейном плане в советском обществе, по крайней мере, в думающей его части, наметилась поляризация. В то время как одна часть социума позитивно воспринимала и сталинскую эпоху, и саму идею социализма – и с этих позиций критиковала брежневский режим или, по крайней мере, испытывала недовольство им, другая часть общества отрицательно относилась и к сталинской системе, и к социализму, который она отождествляла со «сталинизмом» – и с таких позиций критиковала существующий строй, полагая его недостаточно либеральным и недостаточно повёрнутым в сторону Запада. Что ещё хуже для системы, в 1970-е годы в советском обществе начала, как заметил В. Бушин, формироваться мода на антисоветизм – нередко легкий, выражаемый в цинично-бытовой форме, но лиха беда – начало. Рос антисоветизм сразу из трёх источников и имел три составные части. Западнический «тяжёлый» антисоветизм диссиды и «лёгкий» либералов и антисоветизм на религиозной (чаще всего – православной) почве понятны. Однако антисоветизм захватил и часть державно-патриотического лагеря. Как отмечает Ф. Раззаков, «самым страшным было то, что классовое чутьё изменило многим державникам, которые из-за своей ненависти к отдельным большевикам-евреям вроде Троцкого, Каменева, Зиновьева, Ягоды и т. д., стали отождествлять большевизм исключительно с еврейским заговором и взялись петь осанну белогвардейцам» и, добавлю я, монархии и православию. Так на рубеже 1960-1970-х годов наряду с либерально-западнической, по сути буржуазной, появилась ещё одна линия антисоветизма – белогвардейско-монархическая (и это при том, что монархистов среди белых было не более 10 %). Она быстро нашла отражение в кинематографе, где не в лоб, не прямо, но вполне очевидно появились положительные образы белогвардейцев. Речь не о том, что таковых не было в реальности, были и, возможно, побольше, чем у красных (у последних, однако, в отличие от белых, был Проект Будущего – потому, помимо прочего, и победили). Речь о другом – об изменении социокультурной, а если говорить прямо, то классовой тональности в изображении белых, будь то «Бег», «Адъютант его превосходительства» или «Новые приключения неуловимых», где потрясающую песню «Русское поле» поёт белый офицер-красавец в исполнении актёра В. Ивашёва. Словами «Русское поле, я твой тонкий колосок» именно белый офицер фиксирует свою принадлежность русскости. Нетрудно заметить, что изменение тональности в изображении в кинематографе тех, кого на языке официальной идеологи называли «представителями эксплуататорских классов», шло абсолютно в такт с превращением номенклатуры в квазикласс, т. е. по сути в господствующую группу с эксплуататорским потенциалом: бытие определяет сознание!