На первый взгляд номенклатурный страх перед патриархальным крестьянством и его «идейными ревнителями» иррационален – патриархальное крестьянство уничтожено под знамёнами ниспровержения мира частной собственности и строительства коммунизма. И, действительно, если бы дело было только в крестьянстве, думаю, в статье Яковлева ему было бы уделено столько же места, сколько и интеллигенции. Но дело не только и даже не столько в крестьянстве. По логике вещей тема патриархального крестьянства его «ревнителями» тесно увязывалась с темой России, специфики (или даже уникальности) русской истории и культуры, противопоставления России Западу. А вот это уже было серьёзно. Во-первых, с идейной точки зрения. Во-вторых, что ещё важнее – с властно-практической, властно-технологической точки зрения, причём в плане не только коммунистической власти в частности, но её как конкретной формы Русской Власти, которая сменила санкт-петербургское самодержавие и находилось с ним в диалектических отношениях преемственности и разрыва.

Суть в том, что обеспечивавшие социальный контроль и эксплуатацию властные технологии всех крупных структур русской власти, будь то Московское царство, Петербургская империя или СССР, привносились извне, были заёмными: ордынская, византийская, западная бюрократическая, западная антикапиталистическая. Со временем они русифицировались, превращались в русские властные технологии – русская жизнь утрамбовывала и перемалывала их, делая своими до такой степени, что исходная форма исчезала, оставался разве что социальный геном, почти растворённый то в московской системе, то в послеекатерининском самодержавии, то в «социализме в одной, отдельно взятой стране». Однако на стадии возникновения и оформления той или иной структуры власти заёмные технологии играли большую роль и обрушивались на население как чужие. Показательно и то, что, по крайней мере на начальной стадии, все технологии воплощались в жизнь «людьми неместными», нерусскими: татары, немцы, евреи, латыши, опять евреи. Как правило, впоследствии их вытесняли (часто из жизни) «местные», получавшие шанс свалить всё на инородцев и искусственно раздуть их роль. Ну-ну. О том, как бьют «свои», читай Лескова, да и не только его.

Подчёркиваю: речь не идёт о существовании в различных структурах русской власти некой чужой и чуждой технологии. Чужой она была в момент принятия, затем происходила русификация, адаптация к местным условиям и т. д. Но по происхождению все модели были заёмными, начиная с первой – ордынской. Показательно, что из всех завоёванных монголами народов только русские приняли чужую властно-эксплуататорскую технологию. У китайцев, среднеазиатов, персов были свои, и это они организационно-институционально влияли на завоевателей, а не наоборот.