— Да, теперь вижу. Но это я из-за вас вижу, — Рэд коротко глянул на Ита. — Слушай, вот скажи мне честно, для чего вы сейчас затеяли эту игру с ним? Для кого эти прятки?

— Про игру ты верно подметил, — кивнул Ит. — Это действительно игра, и не более того. Придуриваемся. Действуем не всерьез. Потому что всерьез… оно иначе. Совсем иначе, Рэд. Сейчас — и мы у него как на ладони, и он не собирается даже отыгрывать в полную силу. Но… играем же. Помнишь, он сказал, что дальше всё будет честно? И сейчас мы притворяемся, что всё честно. И он, и мы. Мы — потому что над нами «Альтея», способная здесь здорово напакостить, он — потому что в любой момент он может положить и «Альтею», и нас, скопом, не разбираясь.

— Ему нужно какое-то равновесие, — задумчиво сказал вдруг Рэд. — Тебе так не кажется? Я не знаю ситуации, то есть знаю, но совсем немного, но я вижу странную штуку, Ит. Я долго думал, как объяснить то, что чувствую, и вот что я понял. Он ищет равновесие, и вы в этом равновесии необходимы. Для чего-то. Ведь так?

Ит покивал.

— Верно, — ответил он. — В этом ты прав. Вот только представление о равновесии у нас с ним сильно разнится. И я, хоть убей, по сей день не знаю, кто из нас прав. Он или мы. У него сомнений в своей правоте нет. А вот у меня есть. И у Пятого есть, и у Лина, и даже у Берты оно есть. Он уверен, что непогрешим, он выстроил сложнейшую математическую конструкцию, он сам себе доказал свою правоту, причем такими способами, что даже говорить сейчас про это не хочется, и… и временами мне кажется, что в его выкладках есть нечто глубинное и рациональное. Но и в наших тоже оно есть! Однако, главная проблема, она в другом.

— И в чем же? — с интересом спросил Рэд.

— Он знает, к чему хочет прийти. А мы — нет. Если мы чего и хотели от своих изысканий, так это только то слово, которое сейчас написано у тебя на парусах, — Ит вздохнул. — Именно это мы искали. Причем, как я понимаю, всё жизнь мы это делали. Вот только… — Ит осекся.

— Что? — нахмурился Рэд.

— Только не бывает свободы от самих себя. Если ты что-то или кого-то любишь, то это уже не свобода. Я был свободен один-единственный раз в своей жизни, по-настоящему, и я бы не хотел повторения, Рэд. Абсолютная свобода ровна абсолютной боли. От потери. Потери всего и вся. Ладно, хватит об этом. В общем, примем как данность то, что сейчас мы с ним играем, а он с нами. Хорошо? — Рэд кивнул. — А теперь пойдем, погладим движок лишний раз, и ляжем спать. Берег увидим уже утром, да?

— Угу, — задумчиво кивнул Рэд. — Утром, верно. А на счет свободы… знаешь, что самое скверное, Ит?