Мне сначала выпало более простое задание. Из материала, отснятого и присланного коллегами-сибиряками, предстояло оперативно слепить сюжет о кошках, коим специальная городская служба в Тюмени вживила электронные микрочипы. Диктовалась эта мера заботой о братьях наших меньших, дабы они не потерялись в холода и зной. Кошек я люблю и без электроники, а действовать в высоком темпе привык еще на заре журналистской юности. Поэтому проблем с производством сюжета не возникло. Шефа Митю, который на следующий день щегольнул модными мокасинами, мой доклад почему-то не обрадовал.
— Озвучка у тебя не очень, — кисло сказал он. — Так в прошлом веке озвучивали.
У сотрудников утреннего эфира, да и всего канала, действительно, была своя манера начитывать тексты. Стремясь запихнуть в краткие мгновения сюжетов как можно больше информации, они тарахтели, как пулеметы. Или как будто их уже настигала та самая овчарка. Иногда зрителю, по-моему, трудно было угнаться мыслью за этими молодыми ребятами. Впрочем, я благоразумно не стал ни с кем делиться своими сомнениями. Дежурный продюсер выдал мне новую тему, и… Теперь я понимал, что следовало как-то отвертеться, особенно учитывая состояние духа озабоченного шеф-редактора. А в тот момент в ней не виделось ничего потенциально опасного.
Наоборот, тема была еще дальше от политики, чем кошки с микрочипами. В некоем московском дворе стихийно образовалась выставка мягких игрушек. Совершенно бесплатная и постоянно действующая. Детище одного энтузиаста поддержали его соседи по подъезду, а затем другие жильцы. Очень скоро плюшевые мишки, лисички и зайки стали одной из достопримечательностей района. Вот и всё, никаких трупов и груд искореженного металла с кровью. Продюсер тоже человек. Он, наверное, просто ошибся, но я-то добросовестно принялся выполнять полученное задание. Сценарий сюжета вполне умещался в узкие эфирные рамки, однако и его дополнительно порезали. Когда же мне сказали не ходить на озвучку и ждать дальнейших указаний, я в принципе всё понял.
Митя, который в тот день зачем-то помыл голову, причесался и облачился в костюм, явился с очередной планерки на седьмом этаже вечером, часу в седьмом. Запись утреннего эфира в студии уже шла полным ходом. Народ, сдав свои сюжеты и отчитавшись о содеянном, разбился на группки по интересам. Я сидел один.
— Не сработаемся, извини, — заявил мне Митя.
Я без слов положил на стол временное удостоверение и стал надевать куртку.
— Надо объяснять? — спросил он.
— Не надо, — ответил я. — Счастливо оставаться.