Получается, что рассказы о русской деревне поставил режиссер-латыш с участием артистки татарского происхождения…

Если учесть, что внешность самого Василия Макаровича наводит на мысль о возможной его принадлежности к тюркским народам, издавна населяющим его родину Алтай, то налицо реальный «театр наций».

В этот раз молодая, очень озорная и заводная часть театральной труппы разыграла десять шукшинских рассказов, соединив их в цельное — по-карнавальному веселое, пусть временами и драматичное, — но яркое и праздничное действо.

И вот я задумалась о природе этого праздника. Откуда он проистекает? Ведь рассказы Шукшина совсем не праздничные, они говорят о буднях простых людей.

Люди эти в свое время были названы критиками «чудиками»… но эти «чудики» — отнюдь не изгои, они каким-то образом встроены в общую жизнь, они не на обочине.

Евгений Миронов и Чулпан Хаматова в спектакле «Рассказы Шукшина»

Шукшинские герои — и до безумия любящий свою неверную Клару Серera («Беспалый»), и слепой певец Ганя («В воскресенье мать-старушка»), и толстопузый невежественный, но разбитной Глеб Капустин, победно вводящий в ступор очередного городского интеллектуала («Срезал»), и Степка, сбежавший из колонии в родную деревню за три месяца до срока («Степка»), — все они связаны с соседями, родственниками, иначе — со своими корнями. Эти люди укоренены, они на своей земле, у них привычный жизненный уклад…

Может, только плясун Колька, перебравшийся за женой-портнихой в город, чувствует себя не на месте, мается, пьет и в итоге кончает с собой… («Жена мужа в Париж провожала»).

Сам Шукшин, по-видимому, временами ощущал себя Колькой, оказавшимся в чужой городской квартире, и как Степка, пускался в бега в родные Сростки, чтобы «подзарядиться» еще на какое-то время.

Хватало ненадолго, в ход шло русское снадобье, заливающее тоску, в итоге при огромном таланте и окружавшей его народной любви ушел он невероятно рано — в 45 лет.

Евгению Миронову сейчас больше — 48. Но вряд ли какой-то другой актер сумел бы так перевоплотиться в шукшинских — открытых жизни и миру персонажей, не знающих ни в чем середины — любящих, пляшущих, хватающихся за топор…

Чулпан — в пару ему: жаль только, что из женских персонажей «положительной» оказалась лишь глухонемая Степкина сестра.

Но что эта пара проделывала, как лихо танцевала, ругалась, как виртуозно передавала все оттенки чувств — не произнося ни слова — на это нужно было поглядеть!

Однако пора перейти к режиссеру. По-настоящему это он, латыш Алвис Херманис, задал спектаклю эту празднично-фольклорную направленность.