Отлично погулявший двортерьер с виноватым видом вернулся под родной кров, решив добровольно сдаться хозяевам. Получив хорошую взбучку и плотно набив пузо, он лежал с довольным видом у крыльца, награждая себя покоем после трехдневной голодовки. Прошла неделя, в течение которой пес отъелся и добросовестно нес положенную по штату службу, как вдруг заскучал, отказался от вечерней порции каши и затаился под крыльцом. Нечто подобное и прежде несколько раз происходило со строгим животным, не позволявшим в такие минуты жизни лезть к себе в душу. Поэтому хозяева не особенно обеспокоились, и только спустя двое суток спохватились и выманили из-под дома кобеля, едва выползшего на свет божий. Внешний вид пошатывающегося животного настолько красноречиво говорил сам за себя, что хозяева тут же вызвали ветеринара.

Однако помочь зверю ни я, ни кто-либо другой в целом свете был уже не в силах — траурный марш отчетливо зазвучал в моей голове при виде сине-красных пятен на брюхе, кончиках ушей и лап. Розовая пена на губах тяжело дышащей собаки дополняла картину, и если учесть время, прошедшее с последней в жизни животного прогулки, то вывод был очевиден. Окончательный вердикт, похоже, не поверг хозяев в отчаяние — они ожидали нечто подобное с того самого момента, как увидели свою собаку в таком жалком состоянии. Но сакраментальное: «Что, ничем не помочь?» — все же прозвучало, повиснув в воздухе.