У человека есть 360 сочленений, которые [примерно] соответствуют Небесному числу [количеству дней в году]. [Тела имеют] форму и структуру, кости и плоть, сообразные с плотностью Земли. У людей есть глаза и уши, которые, из-за чуткого слуха и острого зрения, уподобляются Солнцу и Луне. Тело располагает отверстиями и порами, артериями и венами, которые похожи на реки и долины. Сердце вмещает в себя переживания печали и радости, наслаждения и гнева, которые подобны духовной ци самого Неба. ‹…› Все эти примеры ясно показывают, что люди отличны от других живых существ и что они едины с Небом и Землей. Вот почему человеческая голова, округлая и наклоненная, по виду своему подобна Небесному своду; волосы… подобны звездам и планетам; глаза и уши, с боков и спереди, подобны Солнцу и Луне, нос и рот, вдыхающие и выдыхающие, подобны ветру и ци; грудь и сердце, постигающие и знающие, подобны духовному просветлению; живот и мочевой пузырь, наполняющиеся и опустошающиеся, подобны десяти тысячам вещей («Чуньцю фаньлу», 56.1)[118].

Тело не только изображается по образу и подобию космоса — телесные функции считаются гармонирующими с космическими силами. Без космоса нет тела.

Китайцы зачастую описывали телесную целостность в политических терминах, моделируя тела по лекалам, заимствованным из государственной и экономической жизни. Говорилось, например, что тело устроено как хорошо отлаженная империя, а государство работает как тело. Ци течет по телесным сосудам, как товары перевозятся по рекам. Некоторые медицинские термины, описывающие сеть сосудов и органов, заимствуются из словаря ирригационного дела и управления водными ресурсами: в теоретических описаниях сосудов фигурируют стоки, канавы, проходы и устранение засоров. В свою очередь, государственная и управленческая деятельность описывается с помощью неисчислимого разнообразия медицинских и физиологических метафор. В мире, где под достойным правлением подразумевалось сдерживание беспорядка и восстановление равновесия и гармонии, правители уподоблялись врачам — управление телом и управление государством основаны на одних и тех же принципах («Люйши чуньцю», 17).

Таким образом, физическое тело и политическое тело мыслятся в режиме аналогий: министры служат государям, как зубы служат языку, не кусая его; правитель — голова, а министры — руки и ноги; неспособность вершить власть сравнивается с закупоркой жизненно важных сосудов; таланты и способности чиновников похожи на иглы и лекарства, которыми лечат страну; подобно хорошему врачу, который знает, когда болезнь опасна, а когда нет, хороший правитель знает, какие его действия приведут к успеху, а какие — к провалу; владыка избавляет государство от вредоносных элементов, словно врач, вскрывающий нарыв; болезнь есть недуг тела, а смута есть недуг государства; засухи, наводнения и прочие стихийные бедствия — это вредоносные пары, разрушающие государство; и так далее. Конечно, медицинские образы фигурировали в политических рассуждениях не только в Китае — так, римский философ Сенека говорил, что причину болезни надо искать не в теле, а в том месте, где это тело обитает, но при общей склонности китайцев мыслить по аналогии метафора политического тела кажется особенно устойчивой. Иначе говоря, древние китайцы не только проецировали на человеческие тела особенности физических ландшафтов, но и само телесное устройство уподобляли властно-бюрократическому миру, сравнивая важнейшие органы, отвечающие за потоки ци, то с государственными складами, то с надзирающим за порядком чиновничеством.