Кафе так любили не за то, что в них было лучше, чем дома, а потому, что они отличались от привычной домашней обстановки. Они давали возможность пообщаться с более широким кругом людей за пределами семьи, не вызывая ничьих нареканий. Особенно важно это было для представителей богемы. Трудно выглядеть деятелем контркультуры, сидя за столом, украшенном кружевными салфеточками, когда заботливая мама разливает гостям чай и угощает их пирожными[1213]. А за столиком в кафе, даже стоя, ощущался иной, в некотором смысле более вольготный образ жизни, нежели «сидение» на семейных праздниках (к тому же из кафе можно было уйти, как только захочется). Кофе воспринимался как фривольная альтернатива чинному чаю; в Питере он всегда был излюбленным напитком пролетариата, о чем с удовольствием рассказывают горожане[1214].

Как и с английскими пабами в тот же период времени, невозможно было понять, почему люди отдают предпочтение тому или иному кафе. Но так или иначе, у отдельных кафе формировались группы завсегдатаев. Так, в чебуречной на Майорова (Вознесенский проспект) тусовались рокеры[1215]. Постоянные посетители давали ничем не примечательным точкам общепита свои неофициальные названия, превращая их в нечто небанальное. Одно из мест на Васильевском острове, где часто зависали студенты, было известно как «Сфинкс» (а официальную столовую на филологическом факультете Ленинградского университета иронически прозвали «Ямой»)[1216]. Приверженность к конкретному «гадюшнику» была часто обусловлена привычкой или духом времени.

То, чем в кафе кормили, конечно, было не важно – в лучшем случае еда была дешевая и сытная. Одно из популярных кафе на улице Рубинштейна называлось «Гастрит»[1217], не оставляя сомнений в ожидаемом уровне тамошней кулинарии. Но если качество еды роли не играло, принципиально было, чтобы в заведении варили хороший кофе. Появление первых итальянских машин для варки эспрессо произвело сенсацию и ввело новые стандарты[1218]. Буфет «Щель» при гостинице «Астория», который многим ленинградским интеллектуалам порой казался слишком «буржуазным», терпели только благодаря тому, что кофе там был уж очень хорош[1219]. «Маленький двойной без сахара» стал ракетным топливом для советской интеллектуальной культуры (см. [Вахтин 2009]). Но еще важнее была сама возможность пообщаться с ожидаемым, но при этом непредсказуемым кругом посетителей. Именно в кафе, а не в питейных заведениях публика по преимуществу самозабвенно «трепала языками»; беседы частично совпадали по тематике с «кухонными разговорами», но были совсем иными.