Помимо этого, Айни заимствовал темы и из современного европейского востоковедения. Уже в 1925 году правительство Таджикской АССР основало Общество по изучению Таджикистана и иранских народностей за его пределами, объединившее нескольких российских ученых с целью исследования прошлого и настоящего новой республики. В своем историческом очерке маститый востоковед Бартольд изображал таджиков «древнейшими жителями» современного Туркестана и подавал историю персоязычного населения региона как историю таджиков [Бартольд 1925: 93]. Толкование Бартольда имело много общего с трактовкой Айни, определявшего таджиков как давно существующую персоязычную нацию, и представители Таджикистана неоднократно цитировали его. Упоминания Айни о расе, не имеющие прецедентов в персоязычной среднеазиатской литературе, явно восходят к работам А. А. Семенова, писавшего об арийской (а не персидской или таджикской) культуре Средней Азии [Семенов 1925: 113–150]. Арийская тема заняла видное место в таджикской прессе последующего десятилетия.

Кроме того, важно отметить, что разработанная Айни формулировка таджикскости не имела никакого отношения к Ирану. Таджикская нация была исконным населением «Мавераннахра и Туркестана», самостоятельной общиной со своей культурой и литературой. Антология Айни «Образцы таджикской литературы» также являла собой попытку построения канона. Она приписывала таджикской нации всю персидскую литературу, созданную в «Мавераннахре и Туркестане», от Рудаки (ум. ок. 941) до Фитрата и самого Айни. Во многом, начиная с упора на поэзию и заканчивая использованием исламского календаря (хиджры), эта антология представляет собой традиционное произведение в жанре тазкира, однако с ее помощью Айни приписал таджикской нации немалую часть обширного персидского литературного наследия. Западные наблюдатели обычно находили деление на таджикское и персидское надуманным и искусственным – очередным проявлением советской политики «разделяй и властвуй». Однако дело обстояло несколько сложнее. Выделение Айни самобытной таджикской традиции – элемент гораздо более масштабного феномена: происходившего в то время раскола персидского мира. Персидский мир (қалам-рав-и забан-и фарси), объединяемый общими культурными нормами и литературными приемами, всегда выходил за пределы государства Иран, и большинство создателей этой культуры не были этническими иранцами. Притязания Мавераннахра на персидское наследие были столь же древними, как и притязания самого Ирана, и совершенно независимыми от него. Дело не только в том, что новоперсидский язык возник в Бухаре, при дворе Саманидов, но и в том, что большая часть событий «Шах-наме» Фирдоуси, персидской «Книги царей», происходит в Мавераннахре, на территориях, которые не входили в состав образований, контролировавшихся тем государством, которым ныне является Иран. На протяжении столетий главным центром суннитской персофонии была Бухара, а в Индии в последующие века было создано больше персидской поэзии, чем в самом Иране. В XIX веке этот персидский мир, столкнувшись с более эксклюзивистскими национальными идеологиями или колониализмом, начал распадаться. В индийской культурной жизни роль персидского наследия значительно уменьшилась, поскольку персидский язык в административной сфере был заменен английским, а в литературной – урду– Персидские элиты Бухары, Туркестана и Азербайджана, как мы видели, также стали отказываться от наследия персов. С другой стороны, в Иране подъем национальных настроений привел к двум последствиям: очернению персидской литературы за пределами Ирана, с особенно насмешливым отношением к «индийскому стилю» (сабк-и хинди), а также отождествлению персидской литературы с иранской. Идеологи «литературного возвращения» (базгашт-и адабй) конца XIX века осуждали индийскую поэзию как вторичную и неоригинальную, а поздние модернисты усматривал и в ней отсутствие новаторства. Результатом стала национализация персидского наследия современным иранским национальным государством. В начале XX века, параллельно с антологией таджикской литературы Айни, иранские историки-националисты составляли канонический свод иранской литературы, в котором одни фигуры утверждались как подлинно иранские (весьма важной частью этого процесса стало празднование в 1934 году тысячелетия Фирдоуси, превратившее его в иранского поэта), а другие исключались[770]. Создание Айни таджикского канонического свода в противоположность иранскому – часть этого более масштабного явления. Таджики имели такие же права на персидское наследие, как и иранские персы[771].