Однако при этом я понимала, что у меня пока еще нет сил все переосмыслить и начать заново. Даже приезжая в Нью-Йорк — я продолжала наведываться туда по выходным два раза в месяц, — я по-прежнему не представляла, как могла бы жить в этом жестоком мегаполисе, где процветали уверенные в себе, супернапористые и пробивные.

Книга Питера получила блестящие отзывы и привлекла к себе внимание. Он принял участие в книжном турне по тридцати городам, а через несколько месяцев в момент откровенности проболтался мне, что после каждой презентации книги спал с новой женщиной. На гонорар, полученный за экранизацию, он купил себе прекрасную квартиру с двумя спальнями в старом доме в Бруклин-Хайтс — не слишком живописный вид на город, зато высокие потолки и великолепные, по-викториански просторные помещения. Одну из спален Питер переоборудовал под кабинет. Там был небольшой балкон, с которого открывался вид с востока на большую гавань, в которую в свое время приплыли наши предки.

— Я называю это мелвилловским видом, — сказал Питер репортеру «Нью-Йорк таймс», давая ему интервью в своем шикарном новом жилище.

Он обставил его в стильной скандинавской манере благодаря Саманте Гудингс. Она переехала к Питеру и взяла на себя многое в его жизни, включая рекламу их золотой литературной пары — фотогеничной, политически прогрессивной, интеллектуальной и сексуальной. По крайней мере, такими их изобразили в журналах «Нью-Йорк» и «Интервьюз», а также в «Нью-Йорк таймс» на развороте раздела «Стиль». В той же статье было объявлено, что издатели Питера, «Литтл, Браун», подписали с ним договор на публикацию его первого романа, который он анонсировал так: «Не больше и не меньше как художественный обзор нашей эпохи, размышление о том, что значит быть американцем в этом послевоенном мире». Тот факт, что он получил аванс в размере семидесяти пяти тысяч долларов, также стал большой новостью. «Литтл, Браун» надеялись, что смогут опубликовать книгу в конце 1978 года.

— Твой брат, если можно так выразиться, сделал весьма серьезную ошибку, — сказал мне однажды вечером в постели Тоби.

— В чем же это?

— Не нужно было объявлять всему миру, что он пишет большой роман.

— Норман Мейлер это постоянно делает.

— Верно, но разница в том, что он Норман Мейлер. Мы все ожидаем этого от Нормана: он постоянно провозглашает себя гением — возможно, лучшим писателем со времен Гомера. Питер и близко не тянет на Мейлера. Он пока всего лишь дебютант. И книга, хотя и хорошо принята, не дотянула до того уровня, на который надеялись его издатели. А это значит, что великий американский роман, о котором Питер рассказывает всем налево и направо, их реально беспокоит. В этой ситуации твоему брату нужно быть осмотрительнее. А еще ему стоит перестать без конца мотаться по вечеринкам, запереться дома, добраться до стола и начать работать.