— Вообще-то, это Саманта, твоя старая подружка, так усердно затаскивает Питера в бомонд.

— Перестань называть ее моей старой подружкой. Это было минутное увлечение, не более того.

— Тоби, ну я же понимаю, что я не единственная, с кем у тебя есть такая же договоренность. Не переживай, я могу с этим справиться. Но не надо вести себя так, как будто переспать с Самантой Гудингс — это раз плюнуть. Я же видела, как ты смотрел на нее на вечеринке у Питера. Она и сейчас тебе небезразлична. И кто станет тебя винить за это? Просто я не выношу Нью-Йорк именно за то, что он полон вот таких девиц, как Саманта.

— Ты талантливая, красивая… ничем не хуже ее. Ты могла бы здесь многого добиться, но прикрываешься своим Дублином, как щитом, чтобы не двигаться дальше, за пределы пережитых тобой страданий. Да, это ужасно. Но прошло два года. Я не призываю тебя сбросить старую кожу, как рептилии. Но если позволишь, все-таки скажу… ты ограничиваешь себя, продолжая и дальше изображать школьную учительницу из Вермонта и твердить себе: я недостаточно хороша, чтобы выдержать конкуренцию в Нью-Йорке. На самом деле ты достаточно хороша, чтобы добиться здесь блестящего успеха. Но возникает главный вопрос: можешь ли ты взглянуть в лицо жизни?

Вечером, после того как Тоби бросил мне этот вызов, я спросила Дункана, согласен ли он, что я себя ограничиваю. У самого Дункана был роман с Андреа, юристом в сфере развлечений, которая постоянно курсировала между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом и поэтому шутливо называла себя бродягой с двух берегов. Она была умной и энергичной, хотя на мой вкус немного чересчур восторженной. А еще Андреа постоянно намекала Дункану, что ему нужна квартира побольше, здесь обстановка казалась ей «слишком студенческой». Но Андреа искренне поддерживала Дункана и помогала ему в работе. Дункан только что вернулся из Алжира, где брал интервью у Тимоти Лири, бывшего преподавателя из Гарварда, а ныне настоящего гуру ЛСД, выбравшего изгнание в Северную Африку. Каждый раз, когда я располагалась на ночевку за плитой, а Андреа тоже была дома, я слышала, как они шумно и энергично занимаются сексом. Было очевидно, что постель — то, что их обоих сближает.

Однажды вечером, когда я сидела у Дункана после дневного свидания с Тоби, какой-то парень налетел на меня, обнял и заявил:

— Привет! Я призрак из твоего прошлого!

Волосы парня, некогда зеленые, теперь стали черными как смоль. Он по-прежнему был курчавым, с прической в стиле афро. Однако еще больше похудел. А светлая кожа — он всегда был бледным — теперь стала белой как мел. Но Хоуи Д’Амато остался самим собой — таким же ярким и экспансивным. Кажется, он был искренне рад видеть меня.