Для сравнения этого товарооборота с западноевропейским я приведу оценку проф. Зомбарта о приблизительно одновременном товарообороте всей Европы с Италией, и через Италию – с Ближним Востоком: ежегодное количество товара могло бы уместиться в одном нынешнем товарном поезде. Нынешний товарный поезд поднимает около 40 000 пудов – тонн шестьсот.
Москва первых Романовых росла поистине поразительными темпами. Марксистский историк М. Покровский, всячески пороча правление этих Романовых, как-то вскользь упоминает: во второй половине XV II века прирост населения и его благосостояние оказались так неожиданно велики, что даже водки не хватало: пришлось импортировать из Лифляндии.
Забегая несколько вперед, скажу, что никакой «бездной» (по Пушкину) в Москве и не пахло. И что после Петра, который нас от этой «бездны» якобы спас, проблемы о нехватке водки не возникало вовсе: была проблема нехватки людей…
Москва Алексея Михайловича стояла так же крепко, как «Россия Николая Александровича, и – для того, чтобы от Алексея скатиться к катастрофе Петра, и от Николая – к катастрофе Ленина.
Под Москвой первых Романовых тоже «хаос шевелился» – его разбудил Петр: хаос прорвался диктатурой дворянства. При Николае Втором хаос будила русская интеллигенция, и он прорвался диктатурой выдвиженцев. Чувствовала ли Москва шевелившийся у нее под ногами хаос? Вероятно, все-таки чувствовала. Смутное время с его попытками аристократической диктатуры было еще очень недалеко. И Москва тщательно готовила ему противовес, используя культурные навыки аристократии, но строя мужицкое самоуправление. Почти так же как и Николай Второй, который используя культурные силы интеллигенции, по преимуществу той же, дворянской, крепко держал в своих руках крестьянское самодержавие и пытался сомкнуть его с крестьянским земством. В обоих случаях попытка не удалась, и в обоих случаях Россия свалилась в катастрофу…
Сейчас я перейду к последнему штриху существования допетровской Руси – к положению ее крестьянства, то есть к положению основной массы народа. И прежде всего напомню о главных путевых столбах московского самодержавия.
Ростово-суздальские мизинные люди, «смерды» и «каменосечцы» призвали Андрея Боголюбского и поддержали и его, и его преемников. Низы Новгорода, Твери, Рязани и прочих «тянули на Москву», то есть поддерживали тех же преемников Боголюбского, Все шло очень гладко до Ивана Грозного, когда его малолетство и его беспризорность совпали по времени с боярскими аппетитами на польский манер и когда Ивану пришлось бороться за власть. После его отъезда (или побега) в Александровскую слободу, к нему явилась депутация посадских людей Москвы и молила, чтобы он «государства не оставлял и их (то есть посадских) на расхищение волкам не давал, наипаче от рук сильных избавлял, а кто будет государевым лиходеем и изменником, – они за тех не стоят, а сами их истребят».