Согласно эстетическим воззрениям С. М. Эйзенштейна, воздействие произведения искусства на реципиента разворачивается одновременно в двух направлениях: к высшим идейным ступеням сознания и к глубинным механизмам «чувственного мышления», представленным в наиболее древних, «архаичных» слоях психики[516].

Из сказанного следует определенный вывод. Критерий специфичности искусства и эстетической сферы существует. Он связан с антитезой чувственного – рационального. Всё, относящееся к области чистой рациональности, описываемое на ее языке и утратившее эмоциональный характер, находится вне искусства. В. В. Бычков и О. В. Бычков, говоря о сложности и многоликости предмета эстетики в его современном состоянии, очерчивают его менее строго, с уклоном в постмодернистскую «маргинальность»: предмет этот, говорят они, «постоянно балансирующий на грани материального – духовного, рационального – иррационального, вербализуемого – невербализуемого…»[517]. С известными оговорками этот тезис можно принять. Но как только антитетичность полюсов исчезает и вместо «смутности» смысла воцаряется однозначная «четкость», вместо соответствующей эмоциональности – полная безэмоциональность, мы оказываемся за пределами искусства. Продукты чисто рациональной, интеллектуальной деятельности, с моей точки зрения, могут претендовать на какое угодно наименование – головоломки, ребуса, шахматного этюда и т. п., – но не художественного творения.

В эстетике постмодернизма есть, однако, такие положения, которые, не нарушая четкости сформулированного выше критерия художественности, все же позволяют причислить к области искусства многие творения интеллектуальной деятельности. Это, прежде всего, тезис о той особой роли, которую играют в нонклассике «антиномии и парадоксы». Понятие игры используется теоретиками посткультуры в самых разных значениях: релятивистская игра ценностями, игра как выход из утилитарности и др. Есть среди них и такое значение, как «игра полярностями». Именно она приводит к антиномиям, парадоксам, к абсурду. «Игра полярностями» охватывает, казалось бы, чисто интеллектуальные операции, процедуры, но они – смыслопорождающи и эмоциогенны. Чаще всего эмоционально-смысловым эффектом подобных игр являются ирония, различные оттенки комизма.

Так, пройдя вместе с постмодернистами полный круг разочарования в «эстетическом», весь цикл деконструкции последнего, баумгартеновская наука вновь возвращается к собственным базовым принципам: «согласию разногласного» (вернее, к «разногласию согласного»), «началу антитезы», контрасту, диссонансу, нюансу и т. д. Только на сей раз эти принципы применяются преимущественно в интеллектуализированном смысловом поле. В этом пункте, кстати, неклассическая эстетика органично смыкается с классической. Комизм и ирония – понятия с чрезвычайно богатой историей.