– Что такое «Параплюи бле»? – поинтересовалась она.
– Бистро неподалеку от Гусиного рынка. Реклама – синий зонтик, мимо не пройдете.
– И что в нем такого особенного?
– Просто загляните туда, – сказал он ей, работник прессы, в прошлом репортер журнала «Штерн», теперь – высокий чин в «Лейпцигер».
Не заметить его было действительно невозможно. На тихой боковой улочке, в стороне от переполненных рядов Гусиного рынка балансировала на одной ноге кукла без лица, держа в вытянутой руке большой, метра три в диаметре, синий зонтик, который все время то раскрывался, то складывался. Урсула вошла, огляделась по сторонам. Здесь было довольно людно, пахло поджаренным хлебом и ветчиной, и вдруг она поняла, что проголодалась. Села на табурет у стойки.
Стоящий за ней мужчина нацедил два пива, поставил их на поднос, затем обернулся к ней. Меню выпало из рук Урсулы.
То был Вильфрид ван Дельфт.
– Что вы здесь делаете? – удрученно спросила она.
Похоже, ван Дельфт был удивлен не меньше нее. Поднял полотенце, выпавшее из руки, криво улыбнулся.
– Работаю.
Она невольно огляделась по сторонам в поисках забитых рукописями, журналами и книгами полок, поискала детские рисунки, приколотые к стене, но нашла только зонты всех цветов и форм, стойки для зонтов, фотографии дождя в городе – в рамках.
– Но…
Ван Дельфт посмотрел куда-то мимо нее. Его подбородок вдруг стал каким-то стальным.
– Я думал о том, чтобы позвонить вам и рассказать об этом, – произнес он. – Что меня вышвырнули вон.
29
29
Ближе к двум часам бистро значительно опустело, и у ван Дельфта нашлось время присесть к ней за столик и поговорить.
– Это заведение принадлежит моему брату и его жене. Удивительно, сколько денег приносят подобные вещи; можно даже поддаться искушению, – с мимолетной улыбкой на губах произнес он. Очень мимолетной улыбкой. – Но, конечно, не этим мне хотелось бы заниматься до пенсии.
Урсула Вален все еще не знала, что сказать. Она съела салат с жареной куриной грудкой, наблюдая за тем, как ван Дельфт записывает, подает, принимает деньги, все с удивительным спокойствием, и в голове у нее проносились тысячи вопросов. А теперь остался только один:
– Почему?