— За что же такая милость?

— Никакой милости, — совершенно серьезно сказал он. — На такую работу сложно найти человека, которому я доверял бы.

— И что же, ты мне доверяешь?

— Я себе доверяю меньше, чем тебе.

Он в задумчивости вышел из комнаты. И вдруг топот, и еще звук, изданный испуганным голосом, так что у него самого страхом отдалось в самой середке. Нина взбежала по лестнице, в слезах, задавливая рыдания.

— Вадим! Она умирает!

Екнуло: ведь накликал же — приговорил старуху к двадцати минутам! Нет бы, доскребла до богадельни. Как ведь хотелось довести дело до конца без эксцессов! Быстро спустились на улицу.

— Она ни говорить не может, ни пошевелиться!

— «Скорую» вызвали?.. — Стал сам на ходу звонить с мобильника в «скорую».

— Уже вызвали, — сказали ему.

Он сунул мобильник назад, в карман, чувствуя, что руки трясутся.

— Упрямая старая карга, сама виновата!

Изотова свернулась в кресле калачиком, неудобно свесив набок ноги и уложив голову в своей чалме на подлокотник — будто в такой чудной позе она прилегла вздремнуть. Пытались расшевелить ее, усадить, совали под вывалившийся язык валидол и нитроглицерин. Тщетно. Закатившиеся глаза как-то странно и страшно шевелились бельмами в приоткрытых веках, разбухший язык стал похож на вставленный в рот кусок мяса, и таблетки вываливались изо рта вместе с тягучими слюнями.

Прошло полчаса, «скорая» не приехала. Второй раз Земский позвонил сам. Представился, потому что знал, что к старухе, разменявшей девятый десяток, «скорая» приедет часа через три, не раньше, а, если не перезванивать, то может и вовсе не приехать. Но услышав, что вызывает «скорую» никто иной, как главный редактор самой популярной газеты области, диспетчер прислала машину через пять минут. Татьяна Анатольевна еще хрипло дышала, ее положили на носилки и отнесли в машину. Нина собралась ехать вместе с ней. Земский в последний момент сообразил дать Нине несколько пятисотрублевых купюр.

— Ты же знаешь, у них ничего нет: ни лекарств, ни капельниц. Если нужно, на лапу сунь. В общем сама сообрази.

Нина уселась в машину, рядом с носилками, дверь захлопнулась, Земский добавил для себя:

— Если, конечно, потребуется…

Когда же вся эта нелепая и такая неприятная сумятица улеглась, он тоже немного успокоился, вернее уж как-то затих, сжался внутренне. Сказал только непонятное кому-то походя:

— И правда, поверишь во всякую чертовщину…