И она со мной так и прожила всю жизнь с закрытыми глазами – когда в кровати. Тогда-то было вроде ничего, а сейчас все передачи по телеку про секс, вот и объяснили мне, старому придурку, почему она всегда глаза закрывала – всё своего рисовальщика вспоминала. Обидно, понимаешь! Я к ней всей душой, а она меня только терпела.

Дочь выросла, вышла замуж, родились внуки, она и уехала к внукам, а я остался один и на костылях. Так это ещё не всё. Мне, как инвалиду на костылях и одному в доме, прикрепили соцработницу, чтобы помогать по дому и в магазин сходить. Работы в городе нет никакой, а это хоть что-то. Ну и стала эта соцработница ходить ко мне – ей нет ещё и сорока лет. Тоже мыкается одна с ребенком – школьница в девятом классе. Я эту работницу как-то ущипнул за бок, а она не против, оказалось. Так мы с ней и замутили: она придет, уберется, мы позанимаемся любовью, потом сходит в магазин, вместе пообедаем и собой ей продуктов дам, потом ещё на кровать – знаешь, с крольчатины и мёда всё хорошо получается и у меня и у неё. Так вот: она при сексе в глаза мне смотрит. Я Аню спросил как-то – да, не сказал, её Аней зовут – почему она глаза не закрывает при сексе? А она и говорит: зачем закрывать-то? Ты ко мне по-хорошему, помогаешь деньгами и продуктами, да и в постели у нас всё хорошо получается. Зачем же мне глаза закрывать? А вот жена моя всегда глаза закрывала – говорю ей. Значит, ты был ей никто. Твоя Надька так и осталась душой со своим художником. Вот Иван, такая история» – Василий замолчал.

«Знаю я этих рисовальщиков, – ответил Иван Петрович, чтобы поддержать разговор, – карандаш у них всегда заточен. Ничего полезного делать не умеют, вот и точат свои карандаши, а девицы и рады: ах – ох, искусство, живопись и быстренько в постель – точить карандаш у таких художников, а потом, как твоя Надька – всю жизнь с закрытыми глазами с мужем. Обрати внимание, Василий! По телеку показывают проституток – так они всегда сексом занимаются с закрытыми глазами: зачем им на клиентов смотреть – это их работа, на которую лучше не смотреть. Но и ты, Василий не прав. Нельзя, как еврей Фрейд, всё сводить только к сексу – тогда ты не человек, а такой же рисовальщик, как у твоей Надьки был. Наверное, вы ещё в чем-то не сошлись, потому разлад и разлука, в конце – концов и на старости лет».

Они попили чаю с душистым мёдом, откусывая его кусками вместе с сотами. От горячего чая мёд во рту выплавлялся из сот, которые превращались в кусочек воска и воск этот аккуратно выплевывался, на краешек блюдца. Посидев за чаем, они вспомнили ещё что-то из детства, обсудили, сплевывая воск, нынешнее подлое время, и Иван Петрович засобирался в путь к озеру, не говоря, впрочем, Василию о цели своего похода. Дело шло к обеду, надо вернуться к знакомым, а то неудобно – будут ждать, да и к Василию соцработница должна скоро зайти. На том и расстались, пожелав друг другу здоровья и надежды когда – нибудь встретиться.