Я вдруг обратила внимание, что упорно смотрю куда-то себе под ноги.
– История-то вся, в сущности, об этом? – с сочувствием спросил Дики.
– Да, – согласилась я.
– Но задолго до того, как ты узнала все это – и насчет Анны Гранден, и насчет Фолл-Ривер, и насчет доли в железных дорогах, и насчет всего прочего, – ты успела в него, в Тинкера, влюбиться?
– Да.
– Тогда, как мне кажется, главная проблема сейчас заключается в том, что, несмотря ни на что, ты все еще его любишь?
Разве бывает так, что, когда случайно с кем-нибудь познакомишься и ярко сверкнешь перед ним, возникает некая материальная основа для ощущения, будто вы знаете друг друга всю жизнь? Разве можно после всего лишь нескольких часов беседы быть по-настоящему уверенным, что связь между вами абсолютно необычна и выходит за рамки времен и условностей? Но если это и так, то не способен ли он все изменить ради тех часов, что вам еще отведены?
Значит, несмотря ни на что, спросил Дики со сверхъестественной степенью отчужденности, ты все еще его любишь?
– Да, – сказала я.
«Да» – слово, которое в вопросах о любви должно бы заключать в себе блаженство.
Я почти физически почувствовала, как что-то умирает у Дики внутри. Умирает мой образ – самоуверенной, не сомневающейся и всепрощающей.
– Ну что ж… – сказал он.
А надо мной, точно птицы пустыни, кружили ангелы с черными крылами.
– …я не уверен, насколько искренне твой друг намеревался следовать этим правилам; возможно, он просто обезьянничал, используя их, чтобы лучше выглядеть в обществе. Да и какая, собственно, разница? Ведь и старик Джордж Вашингтон не сам их придумал. Он просто выписывал их откуда-то, пытаясь наилучшим образом следовать им. Впрочем, это все равно весьма впечатляет. Вряд ли сам я смог бы следовать в реальной жизни более чем пяти или шести этим правилам одновременно.