— Правда? Но ты производила впечатление очень увлеченной.

— Нет! Я полагаю, меня тянуло к нему, потому что я думала, будто нравлюсь ему.

— Так оно и есть. Иначе зачем бы он прилетел? Гораздо безопаснее было бы остаться в Рио. Он прилетел из-за тебя.

— Но он хотел меня убить. По крайней мере, я так думаю.

Вдруг эта идея показалась мне самой нелепой.

— Мужчины иногда убивают тех, кого любят. Как поклоннице «Отелло» тебе это должно быть известно.

Я подергала ожерелье:

— Пожалуйста, сними его с меня.

Руперт включил настольную лампу.

— Какой оригинальный механизм. И какое тяжелое! Неудивительно, что ты подумала… — Руперт внимательно осмотрел мою шею и легонько дотронулся до нее. Я пискнула. — Прости. Больно? Похоже, тут появятся несколько синяков.

Он продолжал, нахмурившись, разглядывать мою шею. Мне нравились его прямые брови, похожие на два мазка кисти черной краской.

— Хэрриет! А я-то думал, ты преувеличиваешь! Но это действительно… Хэрриет! — Он вновь и серьезно посмотрел на меня. — Ты чудовищно рисковала, войдя сюда с ним! А что, если бы мне не захотелось покурить? А если бы у меня не оказалось второго ключа? Если ты знала, предполагала, по крайней мере, что он опасен, то было попросту безрассудно…

— Конечно, я не собиралась оставаться с ним наедине в запертой комнате. Я и представить себе не могла, что кардинал окажется Максом. Я волновалась за Корделию.

— Не уезжай в Манчестер, — произнес Руперт не своим голосом. — Я согласен с Максом — ты не сознаешь, насколько притягательна для мужчин. — Он вздохнул. — Твое упорное нежелание признавать собственную красоту делает тебя очень уязвимой. Послушай, если дело только в деньгах, ты можешь найти лучшую работу в Лондоне и вносить большую долю в расходы. Хотя, видит Бог, это совершенно не важно. — Увидев, что я не хочу это обсуждать, он почти закричал: — Что заставляет тебя бежать отсюда? Что, кроме гордыни?

Гордыня! О чем он говорит? Я была готова кинуться ему на шею и никогда больше не отпускать.

— Так что же? — продолжал допытываться он. — Я знаю, что между вами с Арчи существует самая нежная дружба, да и Корделия уже пристроена. Но ведь мы с тобой тоже всегда были друзьями. С самого детства. Помнишь, как ты прибегала ко мне с разбитой коленкой, а я грозился, что отрежу тебе ногу?

Еще бы я не помнила! Каждое воспоминание, связанное с Рупертом, было вписано огненными буквами в скрижали моего детства.

— Я рисовал пунктирную линию на твоей ноге и доставал перочинный ножик. А ты тут же прекращала плакать и начинала смеяться. Я любил всю вашу семью, но тебя — особенно. Ты была самая понятная из них, но при этом в тебе было больше ума и чувства, чем в них всех, вместе взятых. А сейчас ты стала самой красивой в семье.