– Да, была бы страна, – согласился Александр Семёнович. – Всё остальное – вторым номером.

– Вот видите…

– Я всё же про семью думаю, – колебался Александр Семёнович. – Смог бы я дочерьми, – он кивнул на Полину с Никой, – ради чего бы то ни было…

– Я бы ня смог. – Пал Палыч горячо потёр одной широкой ладонью другую. – Тут однозначно.

– А есть пример такой нужды? – вздёрнул Александр Семёнович клин реденькой бородки. – Чтоб для наглядности.

– Сталин и его сын Яков, – отчеканил Пётр Алексеевич. – Пленного фельдмаршала Сталин не поменял на пленного сына.

Повисла тишина. Пётр Алексеевич улыбался – что-что, а на брюзжание разговор уже никак не походил.

– Или вот – из литературы, – добавил он, – Тарас Бульба и предавшийся ляхам Андрей.

Профессор в гуманитарный спор надменно не вступал – под чай раскачать его на дебаты было трудно.

– Хочу завтра с собакой по полям и по лесу пройтись. – Цукатов надкусил дольку мармелада. – Вы, Пал Палыч, говорили – куропатка появилась.

– Нынче много куропатки. По сравнению – что было, и говорить нечего. Небо и зямля. – Пал Палыч обрадовался перемене темы. – Пару лет ня видно было, а тяперь и в Залоге, и тут, у Телякова, где мы с вам прошлый год ходили и никого ня подняли… Нынче идёшь, и прямо с-под ног выводком слетают. Туда и ступайте, к Телякову, тут ня далеко.

– А мы с вами на Селецкое? – уточнил завтрашний распорядок Пётр Алексеевич.

– На Сялецкое, – кивнул Пал Палыч. – По протокам на лодке походим – один на вёслах, другой стреляет. Дело вам знакомое.

Пётр Алексеевич взял из стоящей на столе корзинки со сладостями краплённое кунжутом печенье. Подержал и положил на место – печенье было лишним.

Качать мёд решили в понедельник – раньше Пал Палыч своих дел не разгребёт.

* * *

Шло время – обсы́пали иву шелковистые пуховые комочки, зазеленела на кустах и деревьях глянцевая молодая листва, распустились и облетели нежные ветреницы и пролески, у кудлатого лесовика в бурый волос вплелась прозелень. В свой срок вылупились из яиц восемь пушистых, жёлто-серых в чёрных и рыжих пестринах цыплят. Только выбрался из скорлупы последний, тетеревята встали на ноги и вслед за рябухой, ещё нетвёрдо, спотыкаясь и заваливаясь, засеменили в зелёное лесное густотравье, звенящее и стрекочущее на солнечной опушке. Заботливая мать показывала малышам кормовые места, учила ловить кузнечиков, гусениц, пауков и прочую ползучую и скачущую мелочь; чувствуя опасность, беспокойно вскрикивала, и птенцы тут же рассыпáлись по траве, затаиваясь от неведомых врагов. На дневной отдых и на ночь тетёрка собирала малышей под крылья, согревала своим теплом в ненастье и на предрассветном холодке.