После луга, колышущегося в знойном мареве, и лесной опушки с одиноко цветущей лешухой[13] настал черёд ягодников: уже одевшиеся в новое буровато-пёстрое перо птенцы сперва попробовали душистую землянику, за ней сладкая малина до поры сделалась их главной пищей, а затем предстояло им узнать пути в зреющие черничники и добраться до моховых болот с крепкой брусникой и раскатившейся бусинами на мягкой подстилке клюквой. Из всего выводка больше других доставляли хлопот матери три петушка: бойкие, любопытные, озорные, они то и дело норовили убежать от остальных, исследуя открывшуюся перед ними жизнь и ничего не зная о таящихся вокруг опасностях. Пять курочек были куда пугливее и тише – они трепетали перед неизвестным миром, страшась и на полшага отойти от матери.

Однажды – тетеревята немного подросли и уже научились короткими стежками перепархивать с места на место – один из непоседливых петушков, не рассчитав сил маленьких крыльев, случайно налетел в лесу на рыжего пушистого зверя, чью длинную морду с чёрным кожистым носом подпирала белая меховая манишка. От испуга перед чудовищем петушок мигом порскнул в траву и, слившись с фоном, припал к земле и затаился. Откуда ему было знать, что по чутью лиса легко отыщет и его, и всех остальных попрятавшихся тут и там цыплят. Спасла птенцов мать, отважно встав на пути голодного зверя – тяжело, точно перебитое, волоча по земле крыло, она с клохтаньем потрусила в сторону от выводка.

Соблазн был велик – лиса пустилась за тетёркой, предвкушая лёгкую добычу. Несколько раз ей казалось, что через миг, вот-вот, ещё один прыжок – и она схватит раненую птицу, но та каким-то чудом вновь и вновь изворачивалась, ускользала и кособоко бежала дальше, метя́ по траве сломанным крылом.

Охотничий пыл бил зверю в сердце, он забыл про птенцов и желал одного – скорее достать рябуху, вонзить зубы в её тёплое трепещущее горло и ощутить во рту сладкий вкус ещё живой, туго брызнувшей крови. Но ему по-прежнему никак не удавалось ухватить проклятую птицу – всякий раз она оказывалась проворней и, метнувшись в сторону, избегала клацающей пасти. Так мать, в отчаянии рискуя жизнью, уводила хищника всё дальше и дальше от затаившихся цыплят.

Почувствовав, что уже довольно сбила зверя с пути и он теперь навряд ли вернётся к беззащитному выводку, рябуха перестала притворяться. Когда лиса в очередном прыжке бросилась на добычу, зубы её схватили пустоту, – к её немалому удивлению, тетёрка без труда оторвалась от земли и, быстро орудуя крыльями, скрылась в лесу за зелёной листвой. Сбитый с толку, зверь замер, проводил оторопелым взглядом улетевшую поживу, потом сел, пощёлкал зубами, ловя в рыжей шерсти блоху, и потрусил дальше в надежде всё же раздобыть сегодня что-то на обед.