31
31
Настя, очнувшись от тяжелого сна, первым делом хотела потребовать телефон и увидела, что он рядом, на тумбочке. Взяла его. Телефон пах чем-то едко-химическим — наверное, обработали. Позвонила Алисе. Дочь обрадовалась, сказала, что у нее все хорошо, у папы тоже все хорошо, а у тебя, все хорошо? Да, все хорошо, через силу улыбнулась Настя. Вот и хорошо, сказала Алиса.
Насте было немного досадно видеть и слышать дочь такой успокоившейся, будто ничего особенного не произошло. Но ее можно понять: мама в больнице, с ней там не может случиться ничего плохого, и она ведь сама говорит, что у нее все хорошо. Пусть это не совсем так, дети чувствуют, когда их немного обманывают, но Алиса согласна быть обманутой. И понимает не хуже взрослых: если кому-то совсем плохо, то не хватит сил притворяться. Так что, даже если маме и не совсем хорошо, но достаточно хорошо, чтобы говорить, что хорошо. Железная логика психологического самосохранения, подумала Настя и порадовалась тому, что может так ясно мыслить.
— Папу позвать? — спросила Алиса.
— Да нет. Или позови, — тут же передумала Настя.
И Антон возник на дисплее. Значит, был рядом с Алисой. Настя почувствовала непрошеный приступ благодарности. Даже в носу стало влажно и глаза чуть-чуть защипало. Это меня от болезни так размягчило, объяснила себе Настя. И задала пустой вопрос из разряда тех, которыми обмениваются муж и жена, когда не о чем говорить, но ощущение диалога все же нужно — так, наверное, попискивают обезьянки в вольере, обозначая: «Я тут!» — «И я тут!» — «Я ем банан!» — «И я ем банан». Вроде и не сказали ничего, и поговорили.