Накануне мы поднялись в барачный поселок горняков, расположенный на высоте двух тысяч метров недалеко от пропасти.

Мы обеспечили себя носильщиками, которые должны были донести наше снаряжение до края пропасти и оказать нам некоторую помощь при спуске в первый колодец. Зная, что впереди трудный день, мы решили лечь пораньше и отправились спать в девять часов вечера, но это оказалось лучшим способом совсем лишиться сна.

Нас поместили в уютной комнатушке с электрическим радиатором, перед которым мы развесили одежду, вымокшую под разразившейся в горах грозой. Постели, по правде сказать довольно жалкие, состояли из множества одеял, что на такой высоте было очень кстати.

Макс Козинс или любой нормальный спелеолог спал бы здесь как сурок. Но, увы, это никак не относилось к нам.

В те времена пропасть Мартеля считалась (и продолжала еще считаться в течение десятилетия) самой глубокой пропастью Франции. Я припомнил трудности и подстерегавшие нас опасности, которые мы встретили когда-то с Элизабет. Я знал, что в одном месте нагромождение камней может обрушиться, как это уже однажды случилось при нашем походе. Я не был особенно уверен в одной из веревок, на которой можно было заметить признаки износа, и представил себе один каменный выступ, на котором мы собирались укрепить лестницу, но который всегда казался мне недостаточно крепким. А главное — я вовлекал в этот труднейший спуск на дно ледяной и очень мокрой, труднейшей пропасти товарища, которого в то время еще очень мало знал и действительные возможности которого были мне тогда не известны.

Короче говоря, страх и чувство ответственности не давали мне заснуть, и я был обречен бесконечно «пересчитывать баранов».

Я слышал, как около меня вздыхал, зевал и ворочался в постели Гатте. Он тоже не спал, его тоже одолевали сомнения.

Около полуночи его кровать начала все чаще поскрипывать, и я слышал, что он что-то бормочет.

— Вы спите?

— Нет, не сплю. Вам что-нибудь нужно?

— Так вот, я хочу вам сказать, что завтра не полезу в эту пропасть…

— Что вы?! Но что случилось? Вы заболели?

— Нет, я не заболел, но ничего не поделаешь, завтра я спускаться не намерен. Я обязательно хотел вам это сказать. Теперь, когда я вас предупредил, я наконец смогу спокойно уснуть.

Конечно, разговор на этом не окончился. Я уговаривал и успокаивал своего друга и одновременно успокаивался сам. Ведь наша бессонница была вызвана не только страхом, но, я думаю, главным образом возбуждением, скрытым восторгом, который мы испытывали при мысли о предстоящем спуске в такую величественную пропасть. Наконец мы заснули и, конечно, на следующий день добрались до дна пропасти Мартеля, посмеиваясь над вчерашней ночной комедией.