Собеседники обрушиваются на свт. Кирилла, на неустойчивость его взглядов и самопротиворечие, что и было причиной разгоравшейся войны, или большого пожара, грозившего истреблением учению св. веры. Наоборот, Севир ими восхваляется как от Бога посланный муж, который своими святыми сочинениями уврачевал коварное непостоянство Кирилла, как какой-нибудь «любящий отца сын, прикрывши своими одеждами рану задыхающегося». [1115]

Может быть, Севир, польщенный такими похвалами, и действительно уверовал в святость своей миссии — заменить неустойчивого Кирилла и продолжить дело непреклонного Диоскора, отчего и сделался жертвой этой своей ideae fixae! Нельзя считать случайным также и упоминания Леонтием наряду с Диоскором, осужденным в Халкидоне за противление собору, и Севира, лишенного кафедры и подвергнутого ссылке за усердное проведение идей Диоскора и подражание его поведению. [1116] Леонтий не мог не сознавать, что хотя и далеким, но главным виновником севирианства был Диоскор, вдохновлявший своим примером последующих монофизитских деятелей, особенно же самого Севира.

Потому наш автор поступает весьма справедливо, что, осуждая духовного сына, не забывает привлечь к ответу и его духовного отца.

Та двусмысленность и неопределенность, [1117] которыми характеризуется христология Севира, и до сих пор служат причиной различной оценки его учения богословами. В прежнее время, впрочем, высказывался всеми один определенный взгляд на Севира как на монофизита. В нынешнее же время у богословов замечается явная тенденция к реабилитации Севира и признанию его прямо православным. Так поступают, например, Гефеле, Гарнак, Юнглас и другие. Гефеле дает о Севире прямо восторженный отзыв: «Муж высоких талантов, — говорит он, — богатого патриотического и библейского знания, исполненный нежной любви к Иисусу и к ближним, горячности в делах веры и по существу своему православный, Севир смещается императором со своего престола, отлучается собором (518 г.) от Церкви, анафематствуется папой как схизматик, слуга сатаны, худший из извергов, приверженцы его ссылаются, а книги сжигаются». [1118] Конечно, трагическая судьба Севира заслуживает сочувствия к нему, и эта судьба в свое время, несомненно, весьма способствовала популярности его имени и его сочинении среди христиан Восточной Церкви. А Гарнак не только готов считать Севира за православного богослова, но и за единомысленного нашему Леонтию. «Между Леонтием и Севиром нельзя найти и следа богословского различия», — выражается Гарнак, и выражается, думаем, без достаточных оснований. [1119] Юнглас говорит, что Севир по основе своего учения православен, только это учение высказывается им в терминах и выражениях Ефесского собора 431 года. [1120] Но ведь эта-то самая богословская отсталость Севира и сделала его неправомыслящим. Севир не хотел усвоить себе санкционированных Халкидонским собором формул веры о Лице Иисуса Христа и продолжал пользоваться терминами и выражениями прежнего времени. То что прежде было извинительно и не осуждалось, теперь становилось сознательным противлением и еретичеством. Севир, несмотря ни на какое оправдание его, является монофизитом, может быть, не столь последовательным и твердым, как Диоскор или Феодосий, но все-таки, в конце концов, более всего ратовавшим за сохранение главного монофизитского принципа — одной Божественной природы в воплотившемся Христе.