«Одна ипостась и одно лицо вместе и в одном и том же могут принять противоположные определения (τὰ ἐναντία καὶ ἀντικείμενα κατηγορήματα), только природа не способна к принятию в себя противоположного и оппозиционного (τὰ ἐναντία πεφυκυῖα οὐκ ἔτι καὶ ἀντικείμενα ἑαντῇ)». [1180]

«Одна ипостась и одно лицо вместе и в одном и том же могут принять противоположные определения (τὰ ἐναντία καὶ ἀντικείμενα κατηγορήματα), только природа не способна к принятию в себя противоположного и оппозиционного (τὰ ἐναντία πεφυκυῖα οὐκ ἔτι καὶ ἀντικείμενα ἑαντῇ)». [1180]

Мы могли бы привести и еще множество других примеров из Леонтия, свидетельствующих об этой его склонности аргументировать от разума и пользоваться всякими логическими приемами и философскими построениями для борьбы с противниками. Совершенно ясно, что наш Леонтий не только не сторонится рационалистической аргументации в своем богословии, но готов ставить ее иногда на первый план. Не говорит ли это прежде всего об аристотелизме Леонтия?У Аристотеля есть один трактат, называемый Περὶ σοφιστικῶν ἐλέγχων («О софистических опровержениях»), в котором наряду с правилами красноречия даются предостережения против всевозможных софистических хитростей в словоупотреблении, в построении речи, посредством которых защитник истины может быть сбит с толку и приведен к молчанию. Не отсюда ли наш автор заимствовал свое умение вести с таким искусством диалектические споры? Ни прямых, ни косвенных указаний на это в трудах Леонтия нет. Того же, что помимо данного источника Леонтий не мог нигде научиться диалектике, мы (да и никто вообще) не можем утверждать, ибо нельзя забывать, что Леонтий был схоластик, адвокат, и следовательно, и теоретически, и практически эту науку должен был знать в совершенстве. Прямая и тесная связь Леонтия с Аристотелем и его увлечение аристотелизмом, то есть исключительно рационалистическим методом исследования в богословии, нужны для тех ученых, которые, как Лоофс и Гарнак, [1181] хотят видеть в Леонтии чистого рационалиста и родоначальника схоластического богословия. Мы, однако, не разделяем такого взгляда и не можем разделить потому, что Леонтий далеко не такой рационалист, какими были схоластические богословы средних веков. С одной стороны, да, — Леонтий рационализирует догматическое учение в том смысле, что рассматривает и критически обсуждает его, разбирает его до тонкости по всем правилам логики и с немалой дозой философии. Но, с другой стороны, нет, — он столько же рационалист, сколько и верующий богослов, и можно сильно сомневаться в том, что он не был вторым больше, нежели первым. Доказательства этому следующие.