«Должно пренебречь всем, насколько это возможно, — заявляет он, — и ревновать об истине (ἐρευνᾷν τὴν ἀλήθειαν), строго все взвешивая и во всем усматривая правильную мысль». [1548]
«Должно пренебречь всем, насколько это возможно, — заявляет он, — и ревновать об истине (ἐρευνᾷν τὴν ἀλήθειαν), строго все взвешивая и во всем усматривая правильную мысль». [1548]
С этой стороны Леонтию более, чем кому-либо другому из тех, кого он сам считал поборниками истины и своими сотрудниками, должно быть присвоено название φιλαλήθης «любитель истины», [1549] — считающему уже одно искание ее достаточной для себя наградой за все понесенные труды [1550] и читателям своих трудов обещающему только одну, по нему самую дорогую награду — обретение истины. [1551]
Что же разумел Леонтий под этой истиной, о которой он так ревновал и к которой с таким усердием старался привести других? Эта истина есть учение Святой Церкви, утвержденное Св. соборами и раскрытое Свв. Отцами. То, что противно этому учению, по Леонтию, есть нечестие и заблуждение, которого всячески следует избегать и отвращаться. [1552] Служение этой истине и искоренение заблуждений для Леонтия составляет первую и последнюю цель его жизни. Чтобы ее осуществить хотя бы в малом размере, Леонтий готов примести со своей стороны всякие жертвы.
«Нам ничего не следует оставлять без внимания, но нужно побуждаться к смелости примером блаженных мужей, пусть даже придется нам и страдать, подобно раскаленному железу, закаляющемуся от погружения в холодную воду». [1553]
«Нам ничего не следует оставлять без внимания, но нужно побуждаться к смелости примером блаженных мужей, пусть даже придется нам и страдать, подобно раскаленному железу, закаляющемуся от погружения в холодную воду». [1553]
Этой самоотверженной ревностью по истине дышит почти каждая страница трудов нашего автора. Этот горячий призыв к исканию истины не мог остаться без отклика: за Леонтием и по его стопам устремились к свету истины и многие другие правдолюбцы. Правда, мы не располагаем историческими фактами, подтверждающими данное предположение, но у нас перед глазами есть один самый реальный и исторический факт — преобразования взглядом христиан Восточной Церкви, их решительный поворот от увлечений монофизитскими и несторианскими учениями к исповеданию Халкидонского вероопределения. Еще в 30-х годах VI столетия всякие религиозные секты и партии на Востоке чувствовали себя в фаворе и, сознавая свою силу, были готовы руководить религиозно церковной жизнью Восточных христиан. Но вот проходит двадцать лет, в течение которых неустанно полемизирует устно и письменно наш Леонтий Византийский, и перевес как численный, так и идейный оказывается уже на стороне приверженцев Халкидонской веры или церковного Православия. Духовная атмосфера заметно очищается от зловредных миазмов, религиозная мысль и жизнь принимают правильное направление и нормальное течение. Происходит то, что в природе называется рассветом. Одна за другой убегают мрачные тени, скрываясь в отдаленных и мрачных ущельях, все больше и больше ширится свет, открывая истинный вид и положение вещей и разгоняя всякие ночные страхи. То же наблюдается в середине VI столетия в церковно-религиозной жизни Восточных христиан. Все шире и шире распространяется свет истинного Православия благодаря просвещенной и самоотверженной защите его Леонтием Византийским и его сподвижниками. Прежние кумиры, которым кланялись люди, как-то: Феодор Мопсуестийский, Севир Антиохийский, получившие в сочинениях Леонтия Византийского для себя надлежащую оценку, перестают властвовать над умами и один за другим сходят со сцены. Старые авторитеты, считавшиеся непоколебимыми, как-то: письма Аполлинария, надписанные именами Свв. Отцов, встретив себе беспощадного критика и обличителя в Леонтии Византийском, утрачивают свое обаяние и низводятся к разряд тех преступных подлогов, которыми и были по существу своему. Истина чистая и ясная, которая светится в трудах Леонтия, все больше и больше проникает в сознание греко-восточного общества и, наконец, покоряет его себе. V Вселенский собор можно рассматривать, как прямое следствие тех идейных движений, которые на Востоке были возбуждены и укреплены Леонтием. Этот собор не устанавливает новых истин в области христианской догмы, не открывает новых горизонтов, но он вновь и с особой силой и твердостью подтверждает признанное прежними соборами догматическое учение, со всей решительностью отвергая противоречащие ему еретические доктрины вместе с их пропагандистами. Такой собор, по существу, был бы невозможен, если бы не совершилось коренной перемены в религиозном настроении Восточных христиан, перемены, знаменовавшей собой поворот в сторону древнецерковных традиций, соборного и отеческого учения, в сторону православной истины. Если такая светлая страница была вписана в историю Византийской Церкви, то во всяком случае вписана не без благодетельного участия Леонтия Византийского, не без влияния его литературных трудов на общественную мысль и религиозную жизнь. Существует мнение, что собственно скифские монахи, одним из которых хотят считать и нашего автора, разбудили Восток от религиозного застоя и спасли Восточную Церковь от окончательного распада в VI веке, спасли именно тем, что возбудили религиозное движение в столице империи и задали ему направление в сторону признания Халкидонского собора Вселенским, а его определения чисто православным. [1554] Не лишая их чести быть действительными инициаторами религиозного движения на Востоке (хотя они при этом преследовали, как известно, совсем другие цели), мы должны по всей справедливости все дальнейшее дело укрепления симпатий к Халкидонскому собору, убеждения в неизменном согласии его определения с Преданием Церкви и учением Свв. Отцов (свт. Кирилла Александрийского), прекращения религиозных разномыслий и разделений приписать литературно-полемической деятельности Леонтия Византийского, а за ним и других лиц, сочувствовавших великой идее христианского просвещения и церковного умиротворения.