ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Защитительная речь св. апостола Павла перед Агриппою, Фестом и другими с изложением обстоятельств своей жизни и обращения ко Христу (стихи 1-29). Мнение Агриппы и присутствовавших о деле Павла: признание его невинным (стихи 30–32)

Агриппа, как царь и почетный гость прокуратора, председательствует в собрании, открывая и заканчивая его, но как воспитанный при римском дворе он, открывая собрание разрешением святому Павлу вести защитительную речь, не говорит: «позволяю», но: «позволяется тебе» — из вежливости по отношению к римскому правителю области. Тогда апостол Павел, простерши руку не как знак к молчанию (как 12:17 и 13:16), но ради торжественности минуты и торжественности речи, начал говорить. Речь апостола замечательна тем, что она направлена не столько к личной самозащите, сколько к защите своего дела — проповеди христианства, к которой он призван. Поэтому тон речи — радостный, восторженный, победный. Это было последнее торжественное свидетельство святого апостола Павла о Христе на священной почве Палестины, произнесенное перед именитыми представителями иудейства и язычества.

Апостол начинает свою речь обращением к царю с таким же достоинством, с каким он незадолго перед тем обращался к Феликсу. Он выражает радость по поводу того, что имеет случай защищать свое дело перед царем, ипритом — перед таким царем, который знает все обычаи и спорные мнения иудеев и, следовательно, лучше, чем другие, в том числе и прокуратор, может судить о его невиновности в тех преступлениях, в каких обвиняют его иудеи, считая его достойным смерти. Собственно речь в защиту себя апостол начинает ссылкой на свидетельство тех, кто знает его еще до обращения его в христианство. Он указывает на то, что еще с самых ранних лет своей юности он воспитывался не в Тарсе, где родился, а в Иерусалиме, куда, вероятно, привезли его еще мальчиком для обучения закону Божию. Жил он, как фарисей, в полном согласии с требованиями этой строжайшей консервативной секты иудейства. Затем апостол переходит к настоящему своему положению как узника и говорит, что не за измену своим прежним убеждениям его хотят судить и предать смерти, но единственно за общую у него со всеми иудеями надежду на мессианское царство, обещанное Богом предкам иудеев и ожидаемое всем народом. Иудеев особенно раздражало то, что апостол в основание своей проповеди о наступившем уже царстве Мессии полагал учение о Воскресении Иисуса из Назарета, потому он и говорит: «Ужели вы невероятным почитаете, что Бог воскрешает мертвых?» Далее Павел признает, что он был ожесточенным гонителем тех, кто веровал в Иисуса из Назарета как воскресшего из мертвых и обетованного Мессию, и рассказывает подробно, как произошло его обращение ко Христу на пути в Дамаск, со всеми подробностями, подобно тому, как это он сделал в своей речи перед народом в Иерусалиме (гл> 22). Здесь имеются некоторые особенности, отличающие этот рассказ и от первого рассказа самого, апостола, и от повествования Дееписателя в 9 главе, но в общем и существенном все три рассказа совершенно одинаковы. Самой важной особенностью является более подробная передача содержания речи явившегося Господа Савлу, где Господь открывает ему цель Своего явления в том, что хочет сделать его Своим служителем и свидетелем наравне с прочими апостолами. Далее важно то, что Господь, по словам Павла, Сам обещал являться Своему новоизбранному свидетелю и открывать ему волю Свою, что мы действительно и видим в его истории, как, например, 22:17; 23:11 и др. «Избавляя тебя» — надо понимать в смысле: «сохраняя жизнь твою от опасностей, которым ты будешь подвергаться», что мы также видим осуществившимся в миссионерской деятельности Павла, когда он столько раз чудесно спасался от смертельной опасности, ему угрожавшей. Из слов Господа видно, что Павел поступал, в точности сообразуясь с ними, когда во время проповеди своей обращался всегда сначала к иудеям, а потом к язычникам. Господь объясняет Павлу и цель его посланничества: «открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету» — открыть их духовные очи для познания истины Божией, результат чего: «прощение грехов» по вере в Господа Иисуса Христа как Мессию. Далее апостол поясняет, что он не мог воспротивиться небесному видению, а потому и начал проповедовать — сначала иудеям в Дамаске и Иерусалиме и по всей земле Иудейской, а затем и язычникам; за это схватили его иудеи в храме и хотели убить его, но Бог помог ему, так что он мог жить до сего дня, проповедуя малым и великим и не отступая никогда от того, что предсказали Моисей и пророки, то есть что Христос должен был пострадать и, восстав первым из мертвых, возвестить познание истины Божией как иудеям, так и язычникам. В этом месте энергическая и сильная речь Павла была прервана легкомысленно запальчивым («громким голосом»), резким замечанием прокуратора: как некогда Пилату речь Господа об истине, которую пришел Он принести на землю, показалась пустым мечтанием и он прервал ее полным отчаивающегося неверия вопросом (Ин. 18:37–38), так теперь Фесту, светскому языческому чиновнику, пламенная речь Павла показалась сумасбродством: «Безумствуешь ли ты, Павел? Большая ученость доводит тебя до сумасшествия». С большим достоинством отвечал на это св. апостол: «Нет, достопочтенный Фест, я не безумствую, но говорю слова истины и здравого смысла». Для уверения в этом язычника, не понимающего дела, св. Павел ссылается тут же на более понимающего иудея, царя Агриппу, к которому, главным образом, как к могущему более понимать, и обращена вся речь апостола. Апостол говорит, что он не верит, чтобы от царя Агриппы было скрыто что-нибудь из сего, то есть из того, что относится к жизни и деятельности Господа Иисуса Христа, ибо все это «не в углу происходило», не в тайне совершалось, а на глазах всего иудейского народа в Иерусалиме и по всей Палестине. Решительным и неожиданным оборотом речи апостол вдруг обращается непосредственно к совести Агриппы и, как опытный «ловец человеков», едва не уловляет его, так что царь только легкомысленной острото*^ избегает этого уловления, но почти тотчас же закрывает собрание, из чего можно ясно понять, что нечто зашевелилось в его совести. «Веришь ли, царь Агриппа, пророкам?» — неожиданно спросил Павел и тут же сам ответил на этот вопрос за смущенного царя: «знаю, что веришь». Воспитанный при дворе римского императора, Агриппа, наверное, оставался в душе иудеем. Окончание постройки при нем иерусалимского храма, начатой его прадедом, до какой-то степени свидетельствует, что хотя бы в самой глубине души его было зарыто чувство иудейской религиозности. Проницательный взор апостола усмотрел это и так сильно разбудил это чувство, что царь смутился, особенно при той обстановке, в которой он находился, — в присутствии римского правителя области, который смотрел на него, несомненно, как на римского воспитанника, чуждого «иудейских суеверий». Возбужденное чувство иудея насильно подавляется ложным страхом и стыдом перед образованными римлянами, переходит в лицемерие и разражается легкомысленной светской остротой: «ты не много убеждаешь меня сделаться христианином». На эту остроту святой Павел с задушевностью и трогательностью отвечал: «молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все, слушающие меня сегодня, сделались такими, как я, кроме сих уз». Узы были похвалой святого апостола Павла (Еф. 3:1; 4:1; Флм. 1; Флп. 2:17), но, конечно, он не мог желать, чтобы все христиане были всегда в узах. Своим задушевным ответом Павел вновь разбудил совесть Агриппы, и тот, не будучи в состоянии более слушать его, поспешил закрыть собрание. Речь св. Павла носила в высшей степени отпечаток достоинства, свободы и любви, и это не могло не произвести впечатления на беспристрастных слушателей. Посовещавшись в стороне, царь с правителем признали Павла достойным освобождения от уз как человека ни в чем не повинного, но так как Павел потребовал суда кесарева, то правитель решил послать его в Рим к кесарю.