Здесь именно Слово Божье рождено не естественным образом, а только от Бога. Как полагает большинство библеистов, это отсылка к непорочному зачатию Иисуса, обычно упоминаемому как рождение от Девы – доктрина о том, что у него не было отца по плоти, но он «принял плоть от Духа Святого и Марии Девы», как выражают это христианские Символы веры.

И как нам решить, каким был изначальный вариант текста или близкий к нему? Нечто сродни принципу непохожести позволяет выдвинуть такой аргумент: никто, столкнувшись с текстом, повествующим про рождение от Девы, не стал бы менять его на утверждение о возрождении верующих, поскольку так он бы отверг центральный пункт христианской доктрины. И потому вероятнее то, что из примеров, приведенных выше, первый древнее – и текст слегка изменили, обратив его в свидетельство того, чему позже предстояло стать ортодоксальной христианской доктриной. Подобные наращения Барт Эрман называет «искажениями правоверных в Священном Писании», предполагая, что «книжники время от времени правили слова в своих священных текстах, стремясь повысить их “ортодоксальность” и не позволить христианам, исповедующим иные, “отклонившиеся от нормы” воззрения, использовать эти писания» [5].

В данном случае у нас, как бы там ни было, есть поразительное множество подтверждений из всех греческих манускриптов, свидетельствующих в пользу первого примера. Но даже без этих подтверждений нам, возможно, все равно следовало бы предпочесть первый, на основании того, что именно он с большей вероятностью был изменен на вторую версию, а не наоборот. Этот аргумент не помешал напечатать в Иерусалимской Библии (см. главу 18) вариант «родился» и при этом не указать в сноске, сколь ненадежны основания для такого прочтения. По всей видимости, то же самое давление догмы, из-за которого изначально появилась форма единственного числа, воздействовало на переводчиков и в 1960-е годы.

Другой, похожий пример – изречение Иисуса, записанное в Евангелии от Матфея:

О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, а только Отец Мой один[57]. Мф 24:36

О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, а только Отец Мой один[57].

В большинстве манускриптов слова «ни Сын» отсутствуют, хотя они есть в самых лучших и ранних, да и к тому же встречаются в Евангелии от Марка (Мк 13:32). Мы имеем все права утверждать, что манускрипты, сохранившие этот вариант, в общем-то, более надежны, так что на этом основании слова «ни Сын» стоит сохранить. Еще более весомый аргумент появляется сразу же, как только мы снова задумаемся о том, какой вариант мог быть изначальным, а какой – измененным. В ранней Церкви, как правило, верили в то, что Иисус, как и сам Бог, был всеведущ – поскольку он, несомненно, был Богом. Если в тексте отсутствовала отсылка к тому, что Сын ничего не знал о последних днях и говорил о том, что подобное известно лишь Отцу, правоверный христианин вряд ли стал бы вносить такую отсылку. Намного вероятнее то, что переписчики, тяготевшие к ортодоксии, просто устранили ее, чтобы не оставлять намеков на незнание Сына и не ставить под вопрос божественность Иисуса. Таким образом, манускрипты, в которых эти слова отсутствуют, становятся, опять же, «искажениями правоверных». (В данном случае аргументу придает силу и синтаксис стиха: без слов «ни Сын» у нас остается лишь часть «ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один», а частица «ни» с союзом «а» не сочетается никак – она требует еще одной частицы «ни»; причем на греческом этот пример столь же поразителен.)