Пусть даже богословие Лютера и привело к новому способу толковать Священное Писание, оно в какой-то мере и само зависело от новых сведений о священных текстах. А эти новые сведения появились потому, что на Западе вновь обратились к греческому тексту Нового Завета и снова узнали о значении некоторых греческих слов. Вспомним, что до тех пор западные христиане знали Библию только по Вульгате. Да, в Средние века были ученые, хотя бы на минимальном уровне знавшие иврит, но очень мало кто мог читать Новый Завет по-гречески. Здесь ключевую роль сыграл Дезидерий Эразм (1466–1536), или Эразм Роттердамский. Он работал в нескольких учебных центрах Европы, среди которых были Кембридж и Базель, но был скорее не университетским профессором, а независимым ученым, а также успел побывать и монахом, но папа римский в конце концов освободил его от обетов. Эразм свел Новый Завет в единый свод на основании лучших манускриптов, которыми располагал (а они, надо сказать, были не лучшего качества), и опубликовал его в 1516 году. Лютер, превосходный лингвист, выучил греческий, прочел Новый Завет Эразма – и, помимо прочего, открыл для себя то, что слово, переведенное по-латыни как paenitentia, а во времена Лютера трактуемое Церковью как «епитимья» – иными словами, поступки, призванные показать раскаяние, скажем, возведение церквей или, при нехватке денег, не столь крупные вложения в церковную казну – на самом деле означало покаяние, испытываемое в душе: мы бы назвали это раскаянием. И, как оказалось, это хорошо совпало с тем психологическим акцентом, который делал Лютер на внутреннем мире верующего, а не на внешних проявлениях благочестия.

То, что Эразм столь активно продвигал Греческую Библию, вызывало споры: многие считали, что Иероним вершил свой труд, ведомый божественным вдохновением, и именно потому перевел Библию на латинский, а возвращение к греческому оригиналу было нежеланным, а может быть, даже неприемлемым. К тому же несомненное превосходство Вульгаты вновь подтвердил Тридентский Собор, и только в последнее время среди ученых-католиков начали поощрять работу не с латинским текстом, а с греческими и еврейскими источниками. Но Лютер сразу же принял принцип, согласно которому изучать Библию требовалось на изначальных языках, и свои переводы на немецкий он делал с текстов, написанных на греческом и иврите.

Впоследствии появились и другие важные герменевтические принципы. Лютер утверждал, что Библия способна толковать себя сама. Этот принцип иногда называют принципом ясности Священного Писания: согласно ему, в Библии нет никаких мест столь непонятных, что для их растолкования непросвещенным читателям потребны некий авторитет или наделенная авторитетом группа – напротив, Библия говорит сама за себя. Возможно, современному читателю это покажется поразительно алогичным. В Библии явно присутствует немало неясных пассажей, и даже на макроуровне есть целые книги, точный смысл которых очень трудно уловить. Да и зачем тогда возник целый жанр библейских толкований? Безусловно, даже сам Лютер проводил дни и ночи над толкованием Библии, читал лекции, посвященные библейским текстам, и писал комментарии на спорные стихи, особенно на тот стих из Послания к Римлянам, Рим 1:17, с которого, как мы видели, и начался весь его труд. И как он мог говорить, будто Писание столь ясно, что толкует само себя?