Влияние православия в первые века после принятия Русью крещения едва выходило за пределы городов и монастырей. Требовались многие десятилетия, а в дальних землях века, чтобы на старинных кресных горках были выстроены часовни и церкви. Крестьянство продолжало жить «ветхой» верой, внутри, которой христианство вызревало постепенно. Одни древние обычаи отторгались, другие врастали в православные обряды. В глубинах подсознания нравственность народная и христианская не противоречили друг другу. Их отношения строились не как «прения души и тела», а как союз духовного и душевного начал. Особенности русской веры, которую никак нельзя назвать «двоеверием», запечатлелись в обрядах, обычаях, сказаниях и поверьях «народного православия», в крестьянском искусстве, в глубинах культурной памяти.

В католическом мире непримиримая борьба с язычеством привела к исчезновению едва ли не всех народных обрядов и возникновению вместо них так называемой «смеховой культуры». Очень скоро средневековый карнавал превратился в стихийное отрицание христианства. Очищенное от «суеверного» благочестия, оно потеряло силу убеждения, искренность простодушной веры вытеснили экзальтированный мистицизм и клерикальная схоластика. Русская церковь оказалась куда более осторожной и мягкой. Духовенство давало народу возможность «младенчествовать» во Христе, постепенно укрепляясь в православии. Лишь в середине XVII века под нажимом неистовых самодержцев терпеливое преодоление пережитков язычества сменила невежественная и яростная борьба – со всей народной культурой. Естественное развитие русской цивилизации было прервано кровавым Расколом. Однако «предхристианское» восприятие православия сохранилось в народе даже после лютых гонений на старообрядцев.

Средневековый смех, природу которого глубоко исследовали Д.С. Лихачёв и А.М. Панченко, являлся защитой от любого жизнеотрицания, однако на Руси народное веселье не превращалось в осмеяние веры. Роль средневекового гротеска играло житийное чудо, сказка, лубочная быличка. Скоморошье «смешение» празднующей толпы приводило к смешению низкого и высокого начал, к самоосмеянию, но не отречению от Бога и Церкви. Ругатися означало смеятися, при этом истинными ругателями, обличавшими церковные и мирские язвы, были не шуты, а юродивые.

Несмотря на неоднократную смену парадигм в Х, XVII, XVIII, XX веках, глубинные архетипы народного сознания сохранились, на их основе возникли наиболее самобытные творения русской культуры. О существовании древнерусского предхристианства ярче всего свидетельствуют его неоценимое наследие: огромный пласт «низового» православия, возвышенный символизм календарных обрядов, религиозных преданий и духовных песнопений, неизвестные Византии восьмиконечный «русский крест», многоглавые, незримо «пламенеющие» храмы, шатры, высокие иконостасы, «знаки святости» на иконах, особенности иконографии. Глубоко укоренившийся в народном сознании образ златогорящего купола стал важнейшим религиозным и культурным символом – образом «вечной России».