Особенностью передачи является ее спонтанный характер: «Телепередача „Слово пастыря“ — это еженедельный экспромт… — говорит Патриарх Кирилл. — Конечно, когда мне заранее дают вопросы, на которые предстоит отвечать, я обдумываю тему, ищу аргументацию, подбираю факты. Однако у меня нет ни времени, ни возможности предварительно записать текст моего выступления или хотя бы набросать его тезисы или составить конспект. К тому же когда я однажды попытался готовиться таким образом, то после просмотра видеозаписи окончательно понял, что от подобной предварительной подготовки передача сильно проигрывает. Ибо телезритель должен быть свидетелем, самовидцем того, как рождается мысль и как она облекается в слово. Только при соблюдении этого условия он почувствует себя участником совершающегося на его глазах поиска ответа на серьезный вопрос. Поэтому я сознательно отказался от текстов, которые лежали бы передо мной во время передачи, от пространных конспектов-подсказок, заранее не выписывал цитат, чтобы потом зачитывать их в объектив телекамеры якобы по памяти. Таким образом, в этой передаче нет никакой искусственности, никакой сделанности, никаких постановочных трюков. Иногда режиссер передачи говорит мне: „Владыко, вы оговорились. Давайте снимем этот фрагмент заново“. Я отвечаю, что этого делать не следует: оговорился — значит оговорился. Это живая речь».
«Телепередача „Слово пастыря“ — это еженедельный экспромт…
Конечно, когда мне заранее дают вопросы, на которые предстоит отвечать, я обдумываю тему, ищу аргументацию, подбираю факты. Однако у меня нет ни времени, ни возможности предварительно записать текст моего выступления или хотя бы набросать его тезисы или составить конспект. К тому же когда я однажды попытался готовиться таким образом, то после просмотра видеозаписи окончательно понял, что от подобной предварительной подготовки передача сильно проигрывает. Ибо телезритель должен быть свидетелем, самовидцем того, как рождается мысль и как она облекается в слово. Только при соблюдении этого условия он почувствует себя участником совершающегося на его глазах поиска ответа на серьезный вопрос. Поэтому я сознательно отказался от текстов, которые лежали бы передо мной во время передачи, от пространных конспектов-подсказок, заранее не выписывал цитат, чтобы потом зачитывать их в объектив телекамеры якобы по памяти. Таким образом, в этой передаче нет никакой искусственности, никакой сделанности, никаких постановочных трюков. Иногда режиссер передачи говорит мне: „Владыко, вы оговорились. Давайте снимем этот фрагмент заново“. Я отвечаю, что этого делать не следует: оговорился — значит оговорился. Это живая речь».