Очевидно, указываемое учеными обстоятельство — правильно, но не прилагательно к архиепископу Антонию. Его «черносотенство» (если данное слово вообще к нему применимо) — совершенно иного свойства. Повторимся: это прежде всего окрашенный в патриотические тона монархизм, без примеси какого-либо национального толка. Не случайно, уже в 1906 г., в письме о Союзе Русского Народа владыка писал, что Союз — первое и единственное в России «чисто народное, мужицкое, демократическое учреждение. Ведь все толки в печати, и в Думе, и в Государственном Совете, и на митингах, все сантименты и ламентации о народе — ведь это сплошное лицемерие. До народа у нас нет никому дела. Вся наша революция и конституция, и четырехвостка[11] и все свободы — все это дело господское, господский спор, господская забава». По его словам, невозможно насчитать и тысячи клириков и монахов «которые сделали бы своею специальностью Русский Союз»²⁹. Здесь примечательно не только сказанное о Союзе Русского Народа как о демократическом учреждении, но и сам факт письма архиерея к Н. А. Бердяеву, человеку, всегда негативно реагировавшему на любые формы национализма и презиравшего таких деятелей как А. И. Дубровин. Это — принципиальный психологический момент, который, думается, невозможно игнорировать³⁰.

Психологические аберрации — довольно частые явления в истории. Оценка человека оказывается в зависимости не от его действий и заявлений, а от их восприятия политически ангажированными современниками (а иногда и потомками). Так было с архиепископом Антонием, слова которого интерпретировались порой в совершенно противоположном от мыслимого владыкой смысле. На короткое время ставший членом реформированного Государственного Совета, 4 мая 1906 г. он произнес речь, обратившую на себя внимание публицистов совершенно разных толков. В благодарственном адресе монарху, владыка предложил не упоминать о желании членов Совета амнистировать политических преступников. Это заявление принесло ему «славу» защитника смертной казни. В самой популярной русской газете — суворинском «Новом времени», В. В. Розанов уже 10 мая опубликовал статью «Об амнистии», в которой назвал Волынского архипастыря первым голосом в Русской Церкви, указавшим на то, что необходимо сохранить смертную казнь³¹. Не забывал он об этом заявлении и в дальнейшем — в январе 1907 г. в «Русском слове» вновь написав, что владыка, бывший в Государственном Совете «от лица Синода», защищал там смертную казнь³².

И хотя дело обстояло по иному, голословное обвинение публично никогда не опровергалось «независимой» прессой. При этом владыка сам в письме Н. А. Бердяеву описал, как все обстояло на самом деле. «Я заявил, — указывал Волынский архиерей, — что помимо всего прочего, неблагодарно становиться в дешевую и несоответствующую роль заступника перед Государем и ставить его в тяжелое положение карателя, что я глубоко возмущаюсь таким начинанием Государственного Совета своей деятельности, начинанием неискренним и недостойным; что если подобное ходатайство состоится, то в тот же день выйду из его состава, хотя мой родной брат инженер Борис Павлович Храповицкий пятый месяц сидит в тюрьме по политическому делу и притом по недоразумению, а не за действительный поступок»³³.