«Вот какой я несчастный, – рыдая, говорил увечный, – не могу и на тебя смотреть, а ты хочешь привести ко мне подобных тебе тунеядцев». И, затрясшись, вскричал бесчинным голосом: «Не хочу! На торжище хочу! Какое насилие! Брось меня туда, где взял».

Уверяем, что если бы он имел руки, то, кажется, удушил бы себя или зарезал – так озлил его демон.

Евлогий пошел к жившим в соседстве его подвижникам и спросил их: «Что мне делать? Увечный доводит меня до отчаяния!» Те говорят: «Отчего?» – «Странно ведет себя; не знаю, что делать. Бросил бы его, но я дал обет Богу: боюсь нарушить. Не бросить – так он не дает мне покоя ни днем ни ночью. Не знаю, что с ним делать».

Те отвечают: «Великий (так они называли святого Антония) еще жив, поди к нему. Увечного посади в лодку, доплыви до монастыря, дождись, пока святой выйдет из пещеры, и предай это дело суду его. Что он тебе скажет, то и сделай; потому что устами его Бог вещает».

Евлогий послушался совета подвижников. Уласкал увечного, посадил в лодку, отправился ночью из города и прибыл с ним в монастырь святого Антония.

Святой пришел в монастырь поздно вечером в следующий день, окутавшись кожаною хламидою. Он имел обыкновение, войдя в монастырь, требовать к себе Макария и спрашивать его: «Есть посетители?» Макарий отвечал: «Есть». – «Египтяне или иерусалимляне?» – спрашивал далее святой Антоний.

Следует знать, что святой Антоний наперед внушил Макарию: «Если ты заметишь, что люди, пришедшие в монастырь, не имеют до меня большой нужды, то отвечай: «египтяне», а когда придет кто-нибудь поблагочестивее и поумнее, говори: «иерусалимляне». И если Макарий отвечал ему «египтяне», то святой приказывал ему изготовить трапезу, накормить их и, сотворив с ними молитву, отпускал их; а когда Макарий говорил «иерусалимляне», то святой проводил с ними всю ночь в беседе о спасении души. Итак, Великий, по обыкновению, спросил Макария: «Египтяне или иерусалимляне?» Макарий отвечал: «Смесь: и те и другие».

В этот вечер, говорит Кроний, Великий Антоний сел и велел позвать к себе всех; и хотя ему никто не сказывал, как зовут ученого монаха, однако он назвал его по имени: «Евлогий, Евлогий, Евлогий!» Три раза произнес он это имя, но Евлогий не отвечал, думая, что между присутствующими есть другой кто-нибудь, имеющий сие имя. Антоний вторично обращается к нему: «Тебе говорю, Евлогий, тому, который прибыл из Александрии».

После сего Евлогий отвечал: «Что угодно приказать?» – «Зачем ты сюда прибыл?» – «Тот, Кто открыл тебе мое имя, – сказал Евлогий, – откроет и то, зачем я прибыл сюда». – «Знаю, зачем ты прибыл сюда, – отвечал святой Антоний, – но расскажи в присутствии всей братии, чтобы и они знали».