Дом уже погружался в сон и от этого редкие все-еще наполнявшие его звуки слышались в комнате Майского особенно четко. Монотонно болтал телевизор, шум которого проникал откуда-то сверху; вдруг его заглушили грохот подъездной двери и звонкий лай собаки, благодарной хозяину за вечернюю прогулку; вот в квартире за стенкой раздался задорный и быстрый детский топот, а следом оттуда же послышался гулкий женский голос; и снова в комнате остался лишь механический звук телевизора, но вскоре и его не стало слышно.
Погрузившись в тишину, Майский начал последовательно прокручивать в голове завтрашний день, ясно, четко, в самых тонких подробностях представляя каждое свое действие. Все было продумано очень верно, и нигде не видел он даже намека на сложности; но дойдя до генерального, до самого окончательного и главного пункта, будто какая-то невидимая стена возникла перед его сознанием, не давая двигаться дальше. Сплошной сумрак и неясный туман вдруг окутали все за этой стеной. Он хотел проникнуть глубже, заглянуть туда, в эту кромешную мглу, где скрывалась основная цель, но не мог этого сделать; сильнейшая тревога спустилась на него, стало страшно и жутко, и чем пристальней всматривался он во мрак, пытаясь разглядеть что там, тем тревожнее трепетало его существо, так что через мгновение настоящий внутриутробный ужас обуял его.
Майский подскочил и уселся на кровати, свесив ноги к полу. Он бежал, бежал от этой черной мглы, которая так напугала его, пытаясь спрятаться, найти что-нибудь рядом, но все вдруг пропало куда-то, и только сплошная пустота окружала его; а он продолжал чувствовать дыхание этого ужаса и знал, что стоит ему только замедлить бег, как мгла вновь подкрадется к нему и, не раскрывая своего лица, не показывая своей темной сущности, будет пугать, страшить его, терзать, мучить и сводить с ума.
Не в силах больше терпеть, Майский вскочил на ноги, подлетел к окну и распахнул форточку. Морозный воздух ворвался в комнату и с облегчением ощутил он, как по телу к ногам потекли холодные потоки, интенсивно испаряя пот, выступивший на его голове и спине.
Постояв у окна некоторое время, Майский вновь вернулся в кровать. Шум улицы теперь наполнял квартиру, развеяв жуткие ощущения. Долго лежал он, не засыпая, размышляя о ритуале, свидетелем которого стал утром, о случае, который произошел с ним в очереди у здания врачебно-трудовой комиссии, о недавно прочитанных им книгах, о чиновниках, ситуации в обществе, сегодняшнем внезапном визите Романа. Все это каким-то мистическим, невероятным образом складывалось в единую, целостную картину проведения, судьбы — теперь он был убежден в этом.