Но может быть, в данном случае все эти причины скорей послужат не к «пристрастности» моей защиты, а как раз наоборот: они помогут отрешиться от своей собственной личности и сказать о них правду до конца.

* * *

Кн. Е. Н. Трубецкой верно указал на основную черту русской интеллигенции – на её радикализм. Он прав, что «кое-что» для интеллигенции более ненавистно, чем ничего. Прав и тогда, когда указывает на то, что интеллигенция русская переносит требования абсолютные в сферу относительную, временные ценности провозглашает ценностями вечными. В этом её грех, её трагедия.

Но коль скоро сознание уже лишено религиозного начала и земное счастье поставляется как конечная цель и смысл жизни, – религиозный энтузиазм должен быть перенесён сюда. Неверующий, атеист должен быть максималистом, употребляя этот термин, разумеется, не в специфическом политическом значении, а в смысле «брандовщины».

Формула, требующая не «кое-что», а всё во что бы то ни стало, кажется кн. Е. Н. Трубецкому сама по себе пустой.

Нет, эта формула не бездушный идол, это живая религиозная искра, которая когда-нибудь вспыхнет пламенем и преобразит мир. Инстинкт подсказывает нашей молодёжи, что безрассудный «максимализм» бесконечно выше благоразумной «постепеновщины», бесконечно важнее для человечества, бесконечно полезнее для общества, ибо в постепеновщине погасла искра абсолютной ценности.

Вот почему так бережно несут эту «пустую» формулу от поколенья к поколенью; вот почему скорей жизнь свою отдадут, чем откажутся от неё. Вот почему такой пошлостью и смертью веет от тех благоразумных юношей, которые с двадцати лет поняли, что в основу жизни надо положить «честный компромисс»; вот почему такое отвращение питает русская молодежь ко всякой постепеновщине.

Да, русская молодежь поклонилась идее «всё, во что бы то ни стало»! Но напрасно кн. Е. Н. Трубецкой хочет усмотреть в этом разложение, лишающее соль силы, – наоборот, в этом спасение страны и залог будущей радостной жизни.

Если бы интеллигенция, потерявшая веру в Христа, отказалась бы и от Его последней частичной правды – она превратилась бы в благоразумное ничтожество, в самодовольную пошлость.

* * *

Но этого мало.