И тут случилось нечто невероятное. С учетом того, что день вообще был не совсем обычный, вы, наверное, понимаете, что я не просто так это говорю.

Председатель взревел от бешенства, и, по мере того как гнев разгорался в его груди, тело его начало меняться. Гангренозные зеленые потеки появились на его лице и руках, словно все его вены вдруг стали видны, пульсируя не здоровым красным цветом жизни, а чем-то жутким, заразным и мертвенным. Его лицо начало фосфоресцировать.

Эдвард Мун в ужасе посмотрел на меня.

— Что вы наделали!

Должен признаться, я тоже был удивлен этой эволюцией. Околоплодная жидкость, оживившая старика, обладала какими-то особыми свойствами, которых я не предугадал. Сейчас я не могу вспомнить ее точного состава. Может, оно и к лучшему — никому не желал бы повторения этих мерзких экспериментов.

Когда я откопал старика, его левая рука оказалась сильно поврежденной, и мне оставалось только ампутировать ее и пришить вместо нее руку, некогда принадлежавшую одному из его ближайших друзей и соратников, Роберту Саути.

Но у меня на глазах швы начали расползаться, и рука повисла на культе старика, будто детская варежка.

Один за другим стежки начали лопаться, и там, где должны были быть кровь и хрящи, показалась густая липкая слизь.

Примерно тогда я заподозрил, что все может пойти не по плану.

Поскольку ярость старика подпитывалась болью и гневом, я начал опасаться, что и другие швы на нем разойдутся. Взбешенный видом драки внизу, он покинул парапет и стал, размахивая руками, приближаться к Муну. Иллюзионист по глупости попытался остановить его. Это было так жебесполезно, как тормозить разгоняющийся локомотив.

— Подождите, — сказал он. — Пожалуйста!

Одним взмахом здоровой правой руки председатель отшвырнул Муна в сторону, выказав куда большую силу, чем можно было предположить. Как боксер, чувствующий головокружение, но решительно настроенный выиграть раунд, Мун встал, шатаясь, на ноги, но старик снова ударил его, причем по руке его в этот момент прошло зеленое свечение. На сей раз Мун упал и неподвижно скорчился на земле.

По всей видимости, околоплодная жидкость дала старику куда больше, чем просто жизнь, и я решил, что мне еще повезло оживить сравнительно кроткого нравом поэта. Даже сейчас меня дрожь пробирает, стоит представить, как обернулось бы дело, сообщи я такую жуткую силу, скажем, лорду Байрону, или чокнутому Блей-ку, или этому жулику Чаттертону.[35]

Мун лежал неподвижно. Без сознания, а то и хуже. Старик двинулся прочь и исчез в недрах Монумента. Он спускался на улицы, переполненный чудовищной силой и мощью. Посчитав Муна мертвым, я направился следом, потому как выбора не было. Мои мечты рассыпались в прах.