Спустя какое-то время мы набрали приличную скорость, но её постоянно сбивает Лоренталь, что плетётся раненой черепахой. Перегруженный тяжёлыми мыслями, он ни на что не обращает внимания и просто переставляет ноги, идя в одном с нами направлении. Сейчас он мысленно далеко, но, всё же, Франц ошибся: он дотянул до утра.

Вот только он бредит. Шепчет и бормочет себе под нос что-то невнятное, отмахивается от несуществующих мух перед лицом, бешено вращает глазами. С ним никто старается не говорить, поскольку он просто перестал нам отвечать.

Просто идти дальше и ждать, пока он окончательно свихнётся? А мы можем что-то ещё?

К полудню нашему отряду удалось проделать немалое расстояние и добраться до холмистой местности в северо-восточной части страны. В общей сложности мы протопали не меньше тридцати миль.

– Эй, стойте! – раздался из-за спины взволнованный голос Вирюсвача.

Я, Картер и Франц, шедшие впереди, разом обернулись и застали пугающую картину: одноглазый Вирюсвач стоит над упавшим на колени здоровяком и трясёт его за плечо. Глаза Лоренталя потеряли фокус, словно покрылись слепыми бельмами, тело обмякло и стало похоже на разваливающийся мешок с навозом.

Кажется, что он совсем не дышит.

– Что с ним? – подскочил поближе всклокоченный, как пёс после драки, Франц.

– Просто остановился и упал на колени, – растеряно промямлил одноглазый.

Настоятель скинул с плеча сумку и попытался дотронуться до лица впавшего в абстракцию воина, но тот внезапно очень ловко отмахнулся. Покачавшись на коленях, он замычал:

– Он убивал людей… Жестоко и много убивал, или это я их убивал… я помню, но не помню, чьи именно это воспоминания… Он ненавидит иоаннитов. Я ненавижу иоаннитов? – его глаза стрельнули по нам, – Я вас ненавижу! Я вас боюсь! Идите прочь!

Лоренталь схватился за секиру, что ясно дало нам понять: он неадекватен и готов на любую глупость. Лоренталь совершенно перестал соображать… Дабы не попасть ему под горячую руку, мы поспешили отстраниться подальше.

– Я учился в Ордене, меня учили сражаться, меня учили ценить жизнь… А я отдавал приказы и сжигал деревни! И не чувствовал жалости к умирающим! Или это не я? Я помню это… В детстве его унижал дядя, а теперь я чувствую всё это унижение… Всё разом…

– Лоренталь! – громко гаркнул Франц, – Лоренталь, ты никого никогда не убивал так жестоко и беспринципно, как видишь в своих воспоминаниях! Это не твои воспоминания! Не тебя унижали когда-то! Ты – иоаннит! Вспоминай это!

Громила не слушает, не может услышать отчаянных внушений настоятеля. Сжав древко могучего оружия, он медленно поднимается на ноги.