Светлый фон

Вика почувствовала — был. Похолодела вся, попыталась сдвинуться с места, но не получилось. «Продуло,» — пронеслась мысль в голове. А мама повалила мужчину и покатилась с ним вместе по склону в сторону речки. На чёрной воде не было ни единой утки, которых они с мамой кормили иногда по утрам. Мама и мужчина докатились до берега. С мамы свалилась туфля, а на ней разорвалось платье. «А на меня она ругается, когда я что-то порву или потеряю,» — подумала Вика, а на глаза навернулись слёзы. Страшный предмет, мама, туфля, платье — это было плохо, очень-очень плохо, и совсем далеко от людей. Нужно было звать на помощь, нужно было бежать, искать кого-нибудь, помочь маме справиться с этим чудовищем, но мысли путались, тело словно пронзило током и она могла только стоять с широко раскрытыми глазами, полными слёз, и смотреть на то, как мама пыталась выцарапать мужчине глаза.

— На помощь! — кричала мама.

— Мама, я сейчас, — прошептала Вика сквозь слёзы, проглотив колючий горький комок. Ей показалось, она даже сдвинулась с места, но ей только показалось.

Мужчина сделал маме больно, и она закричала. Теперь он нависал над ней, держал её руки — но ведь мама должна была держать за руку её! — рвал оставшуюся ткань платья. И почему взрослых никто не ругает? Он тыкал в её лицо чёрной штукой, её лицо тоже блестело, от слёз — доброе чудовище совсем не слушало Викиных желаний! — она больше не звала на помощь, наверное, она думала, что на помощь будет звать Вика. А Вика не могла. Ничего не могла.

Мужчина раздел маму. Она была белая-белая на фоне чёрной-чёрной речки, а мужчина сливался с кронами и травой. Совсем злой, совсем беспощадный, настоящий мрак из страшного лесного царства, он тоже что-то с себя снял и теперь белел рядом с ней, а маме снова стало больно. Только она кричала тихо, через сжатые губы, ждала, пока она, Вика, натянет шапку, выздоровеет от внезапной простуды и побежит снова по улицам, позовёт: «На помощь!».

«Тук-тук, тук-тук» — не стучали мамины каблуки, ведь она потеряла свои туфли. «Тук-тук, тук-тук» — стучало что-то внутри Вики, заглушало хлюпающие звуки. Наверное, утки никуда не улетели, только прятались в камышах. Вика хотела бы позвать хотя бы уток, но не умела говорить на их языке. Совсем не умела говорить от этой простуды.

Мама точно умела говорить на языке птиц. Мама, казалось, умела всё — даже отбиться от страшного злого чудовища. Она была сильной и смелой, всегда справлялась с трудностями, иногда только засыпала за столом, но утром всё равно готовила Вике яичницу. Сейчас мама услышала уток, услышала — и рванулась к ним, к чёрной воде, изо всех сил отталкивая от себя чёрного мужчину только с одной полоской белой кожи. Утки должны её спасти!