Катя потом заваривала всем чай, разрезала пирожные, аккуратно раскладывала по тарелкам. В Алисиной одежде; после душа без рабочего макияжа, смытого старательно уже, наверное, навсегда; с распущенными русыми немного вьющимися волосами — надеялась в благодарность поднять настроение всем, искупить вину, познакомиться, наконец, нормально. Пугалась бледной, слабой Меланхолии; с любопытством и страхом поглядывала на Доктора; сразу же заприметила Ташу и попросила её помочь с организацией спонтанного чаепития — та ей показалась самой безопасной в компании.

«Не таким ли должен быть человеческий дом? — думала Катя и сама себя убеждала, что действует правильно. — Революция революцией, война войной, но нужно же знать, за что воюешь?»

Таша согласно кивнула, вытаскивая себя из бессмысленно транса, улыбнулась Катерине. В повисшей атмосфере, такой, казалось бы, давней, старалась согреться, почувствовать теплоту, но пустота упорно напоминала о себе многими факторами. Царапиной на лбу Алисы, синяками Ворона, через чур мрачным Доктором, будто не живой Меланхолией, усталым Алексеем. Отсутствием пяти важных людей. Таша заставляла себя верить, что они просто опаздывают, а Дикий может вышел в магазин за чем то, но не получалось. Как и Алиса, она пыталась хоть на секунду представить и не могла. Ничего уже не будет как раньше. Никогда.

Но для всех Таша улыбалась свойской, грустной улыбкой — не уверенной, робкой. По дружески пихала Лёху, который мешался в проходе, в который раз уточняла у Доктора сколько нужно сахара — всегда забывала, потому чай Док пил редко.

В сумерках горели глаза-окна дома напротив, привычно отдавали тревожностью атмосферы. Блестели смехом, добрыми издёвками и желанием друг друга. Ближе, ещё ближе, но не телами — душами. Сплетаться в одно, были семьёй — такой странной для других. Не похожие, но до трепета одинаковые люди собирались в этой квартире несколько лет и сейчас снова делали попытку впустить свою жизнь ещё одного. Боялись, но не за себя — за Катю. Боялись что не выдержит и сломается, что уйдёт рука об руку со Смертью, как это уже делали друзья раньше.

Не смотря на это — доверялись, пожалуй. Не сквозило во взглядах недоверия или злобы, только сочувствие и понимание. Девушка без дома, а теперь и без жизни, наверное, потому что следовало перечеркнуть всё, что было "до" и извлечь уроки, наобещать себе с три короба, как это делал едва ли не каждый.

Даже Ворон не хотел сейчас свалить. Прижимал к себе Алису, размещённую на коленях; ворчал, даже если она отходила ненадолго — с каждым днём всё больше за неё боялся; одобрительно посматривал на Катю и понимающе — на Лёху. Нашёл время... но главное, что нашёл, верно?