— Помойся, морально подготовься и спускайся к восьми.

Выпрямив спину, я сидел прямо напротив Хэчжина. «Помыться» — это я понял, а вот «морально подготовиться» — нет. К чему это он клонит?

— Сдайся.

Я был ошарашен, казалось, голова взорвалась, будто в лоб мне неожиданно попал камень, как шестнадцать лет назад, когда брат стрельнул в меня из рогатки.

— Это лучшее решение.

Хэчжин встал, я тоже. Я смотрел в его глаза, в них до сих пор стояли слезы. Эти слезы были не из-за меня? Он рыдал не из-за меня? Не из-за того, что он меня так избил? Ему просто досадно, что я стал убийцей? Я что, заблуждался?

— Только тогда я смогу что-нибудь сделать.

Я хотел спросить его, о чем это он. Мне было любопытно, что можно сделать, когда все уже случилось. Он что, собирается нанять мне адвоката или умолять сократить срок благодаря тому, что я явился с повинной? Или до самой моей смерти будет носить мне в тюрьму передачи? Или хочет сказать, что обо всем позаботится, а ты, мол, не переживай и отправляйся в тюрьму? Это он так меня подбадривает?

— Если убежишь, все равно долго не протянешь.

Я это знаю, отлично знаю. Но что бы там ни было, хочу сам принять решение относительно своего будущего. Я искренне хотел его попросить — Умоляю, перестань.

— Главное, чтобы ты хранил молчание. Только на день закрой глаза…

— Как только ты выйдешь из дома, я сразу позвоню в полицию.

Глаза Хэчжина сузились и стали холодными. Я почувствовал, как испарились слова, которые я хотел сказать. Дыхание резко ускорилось. Температура тела подскочила.

— Ты не сможешь выйти втайне от меня. Я охраняю входную дверь, а крышу будет сторожить Хэлло.

Хэчжин протянул руку.

— Отдай бритву.

В животе бурлил нервный смех. А это еще зачем? Он что, боится, что я себя убью? В доме полно всего, чем можно перерезать себе горло, не только бритва. На крыше есть пила, а на столе — канцелярский нож. На кухне — мамин любимый немецкий нож. Захочу, могу и голыми руками свернуть себе шею. Он что, считает меня идиотом?

Я вынул из ноздрей салфетки, вытер рукой кровь и открыл ящик. Когда я протянул Хэчжину бритву, то почувствовал, что его глаза на секунду дрогнули.

— Два часа. И не больше.