Его взгляд снова стал спокойным и хладнокровным. В тихом ясном голосе звучала сталь. Это было незнакомо, но и в то же время привычно. Мне показалось, что я стою не перед Хэчжином, а перед мамой, воплотившейся в его тело. Навряд ли, конечно, но я на всякий случай проверил:
— Ты точно этого хочешь?
— Да.
Такая уверенность без капли сомнения пробирала меня до костей. Хэчжин положил бритву в карман и вышел из комнаты. Его шаги были решительными —
Нельзя сказать, чтобы я этого не предвидел, но, оказавшись перед фактом, был в замешательстве. Я бы рассмотрел явку с повинной, если бы это хоть как-то облегчило мое положение. Но какой в этом толк, если абсолютно все равно сдамся я сам или же меня арестуют. Если уж и стоит о чем задуматься, так это о тяжести вины — не моей вины, а Хэчжина. Вины за то, что он ничего не подозревал до того, как все случилось. За то, что погибла мама. Я не исключал, что Хэчжин хочет искупить эту вину, заставив меня сдаться. Или, может, он чувствует ответственность за то, что, узнав о моих деяниях, теперь в ответе за меня. Или он слишком разгневан из-за смерти мамы и моих преступлений и не может меня отпустить. А всю жалость ко мне он выплакал, и она улетучилась.
В итоге, я должен принять решение: Хэчжин или я. Ответ был ясен, но выбрать было сложно. В этом не было ничего странного — у меня еще оставались к Хэчжину чувства. Если их исключить, сделать выбор будет так же легко, как при покупке пары ботинок. Я должен прежде всего думать о практической пользе и цене. Но проблема заключалась в том, что я сейчас покупаю не обувь. Хэчжин был человеком, к которому я относился с большим сочувствием. Что я ни выберу, я буду жалеть об этом до конца жизни. Я оказался в ловушке.
Время неумолимо тикало. Стрелки часов миновали половину и приближались к семи. Я не хуже профессионального рыбака выудил из своей головы мысль, которая со вчерашнего дня плавала в моем подсознании и которую я изо всяких сил старался не поднимать со дна —