— Можно его вернуть?
— Он занимается расследованием изнасилования и убийства одиннадцатилетней девочки, о чем сейчас пишут все газеты. Ни для чего другого времени у него нет.
— Слушай, мир становится хуже с каждой неделей.
— С каждым часом. Иначе мы получали бы пособие по безработице. Случай Мины они называли «Вампа и лампа». И действительно, судя по фотографиям, в молодости Мина выглядела, как женщина-вамп в старых фильмах, вроде Теды Бары или Джен Харлоу. Так что дело на столе Кессельмана, среди других текущих дел.
— То есть после Рождества он займется им не в первую очередь.
Рисковый смотрел на бетонную стену перед ним, словно видел на ней какие-то свои «картинки». Возможно, газелей и кенгуру. Но, скорее всего, избитых детей, задушенных женщин, изрешеченных пулями мужчин.
Воспоминания о невинных жертвах. Его призрачная семья. Всегда с ним. Они так же реальны для него, как жетон детектива, который он носил при себе, более реальны, чем пенсия, до которой ему, скорее всего, не дожить.
— После Рождества слишком поздно, — пробурчал Рисковый. — Мне приснился сон.
Этан посмотрел на него, дожидаясь продолжения. Потом спросил:
— Какой сон?
Поведя массивными плечами, поерзав на сиденье, устраиваясь поудобнее, Рисковый ответил будничным тоном, не отрывая глаз от бетонной стены:
— Ты был со мной в квартире Райнерда. Он выстрелил тебе в живот. Потом мы оказались в машине «Скорой помощи». Тебя до больницы живым не довезли. Салон они украсили к Рождеству. Маленькими колокольчиками. Ты попросил дать тебе одну связку из трех штук. Я ее отрезал, протянул тебе, но ты уже умер.
Этан вновь повернулся к стене. Не удивился бы, если б среди разлагающихся трупов, в которые его воображение превратило пятна, увидел собственное лицо.
— Я просыпаюсь, — продолжил Рисковый, глядя на пятнистый бетон, — и чувствую, что в комнате кто-то есть. Стоит, наклонившись над кроватью. Темная фигура в темноте. Какой-то мужчина. Я вскакиваю. Я бросаюсь на него, но его уже нет. Он у противоположной стены. Я кидаюсь за ним. Он тоже не стоит на месте. Очень быстр. Не идет — скользит. Мой пистолет в кобуре на стуле. Я хватаю его. Он продолжает двигаться, быстро, очень быстро, словно играет со мной. Мы кружим по комнате. Я добираюсь до выключателя, включаю люстру. Он у дверей стенного шкафа, спиной ко мне. Зеркальных дверей стенного шкафа. Он входит в зеркало. Исчезает в зеркале.
— Это по-прежнему сон, — предположил Этан.
— Говорю тебе,