— Как ты думаешь, почему Сацугаи боится полковника? Ветер подхватил ее слова и унес их в туман, к рыбацким лодкам, которые уже успели превратиться в смутные точки. Николас не был уверен, правильно ли он расслышал.

— Я об этом не знал.

Юкио повернулась и внимательно посмотрела на него.

— Да? Ты хочешь сказать, что ничего не замечал? Впрочем, тут нет ничего удивительного. В конце концов, я провела с ним гораздо больше времени, чем ты.

— Они часто спорят. — Николас облокотился на поручень, наклоняясь над водой, и почувствовал прикосновение ее руки.

— Не делай этого. — Юкио засмеялась. — Если ты упадешь, мне придется прыгать вслед, а я терпеть не могу воды.

— Воды и поездов.

— Вода хуже всего. Нет, я ничего не имею против моря; мне даже нравится на берегу. Просто я ужасно боюсь приливов, откатных волн и всего такого.

— Что касается Сацугаи, — продолжал Николас, — они противоположны по своим убеждениям. Но все это на уровне разговоров.

— Ты можешь себе представить, что они встречались бы друг с другом, если бы не Итами и твоя мать?

Николас смотрел на воду, темную и светлую одновременно.

— Не думаю.

— Правильно. Я знаю Сацугаи. Такая ненависть может объясняться только страхом, а Сацугаи не из тех, кого легко запугать, поверь мне. Значит, у полковника есть что-то действительно серьезное против Сацугаи.

— Видимо, дело в том, что Сацугаи в свое время подозревали в военных преступлениях как члена дзайбацу. Ты знаешь об этих чистках, когда американцы пытались разрушить традиционные плановые структуры. Мой отец выступил тогда в защиту Сацугаи. Я не знаю подробностей, но в любом случае такой долг должен очень тяготить Сацугаи.

— Да. Он гордится тем, что всего добился сам. Теперь он стал еще могущественнее, чем до войны. — Юкио покачала головой. — Подумать только — этим, пусть отчасти, он обязан полковнику.

— Родственные связи. Для моей матери это важнее всего; по сравнению с этим политика не имеет никакого значения. Кроме отца и меня, у нее есть только Итами. И они друг для друга готовы на все.

Туман сгустился, и стало холодно. Время от времени паром давал гудок, резкий и скорбный. Чайки улетели, и уже нельзя было рассмотреть даже воду за бортом. Казалось, они летят по воздуху; густая белизна тумана окутывала их удушающей пеленой. Голоса с другого конца парома звучали странно, будто доносились до них через огромную бездонную пропасть.

Неожиданно из густого тумана появились очертания берега, и с легким толчком паром ткнулся в причал. Николас подумал: как капитан смог найти дорогу в таком тумане? Послышался скрип канатов, потом раздался яростный собачий лай.