Она подняла на него глаза:

— Кок, я...

Он коснулся ее рукой.

— Как бы я хотел, чтобы мне ты не лгала!

— Зачем тебе так нужна правда? — спросила Шизей тихо.

— Потому что правде я посвятил свою жизнь.

— Но все в жизни лживо.

— О, Шизей, ты ведь сама не веришь тому, что говоришь.

— Верю, Кок. Действительно верю. И ты бы поверил, если бы повидал в жизни с мое.

Брэндинг внезапно обхватил ее за плечи, привлек к себе так, что их губы почти соприкасались, и заглянул ей в самые глаза, глаза, которые прошли специальную подготовку, осваивая искусство лжи.

— Кто ты, Шизей? Самоуверенная лоббистка, скользящая по коридорам власти, играющая свою роль лучше, чем другие? Самоотверженная защитница окружающей среды с чистым сердцем? Страдающее человеческое существо, съежившееся от ударов судьбы, как тот паук, нарисованный у тебя на спине сумасшедшим художником? Или ты колючая молодая женщина, прошедшая в «Золотом облаке» прекрасную школу обуздания собственного естества ради достижения безумного идеала? Какие из перечисленных мною черт лучше всего описывают твою личность?

Она покачала головой.

— Не знаешь. Я думаю, ни одна из них, как в отдельности, так и в сочетании с другими, не отражает твоей сущности. Я думаю, ты сама знаешь, кто ты, потому что на своем жизненном пути ты потеряла себя. Тебя научили обманывать — в этом я не сомневаюсь. Но беда твоя заключается в том, что в конце концов ты обманула саму себя.

С тихим стоном Шизей выскользнула из его объятий и села у его ног, свесив голову. Вода сильными струями била на нее сверху, и волосы закрыли ее лицо, как черный занавес.

— Шизей, что с тобой? — забеспокоился Брэндинг, опускаясь с ней рядом на колени и поднимая ее.

— Кок, милый, — прошептала она, — я в жизни предпочитаю ложь, потому что правде не могу смотреть в глаза.

— Преодолей себя, — уговаривал Брэндинг. — Сделай хотя бы первый шаг навстречу правде, начав с правды о самой себе.

— Не могу.

— Скажи мне правду о себе, — молил он. — Если ты скажешь ее, это будет началом новой жизни для тебя.

— Нет! — она прижалась к нему, — Нет, Кок! Не заставляй меня!