— Ты не желаешь мне зла? — Она, казалось, очнулась и повторила эти слова, но теперь с яростью и сарказмом. — Ты не желаешь мне зла? Посмотри, что ты со мной сделал, Шмидт меня бросил. Он потребовал перевести меня в другую школу, и кто его за это упрекнет? У меня отобрали партбилет, не знаю, что собираются с ним делать. Ты покалечил мне жизнь, добивался этого с первого дня, как мы познакомились. Думаешь, я сама решила приехать сюда?

— Нет. Ты по-своему всегда была довольно правдива, поэтому я удивился, увидев тебя.

Зоя прижала кулаки к глазам и крепко, до белизны, сжала губы, спустя мгновение она отняла руки и попыталась улыбнуться, но когда заговорила, в ее голубых глазах блестели слезы.

— У нас были всего лишь семейные неурядицы, Я была недостаточно внимательна. Давай начнем заново.

— Оставь, пожалуйста.

Зоя схватила его за руку. Он забыл, что от упражнений ее пальцы покрыты мозолями.

— Мы так давно не спали вместе, — прошептала она. — Я могла бы остаться на ночь.

— Нет, — Аркадий с трудом освободил ладонь.

— Подонок, — она расцарапала ему руку.

Зою отправили самолетом, не дожидаясь ужина. Зрелище того, как женщина, которая когда-то была твоей женой, выворачивается перед тобой наизнанку, оставило довольно гнетущее впечатление.

Этой ночью он проснулся от охватившего его желания владеть Ириной. В комнате был полнейший мрак, только в окне мерцали звезды. Он голый стоял у окна. Прикосновение, легчайшее трение простыни вызвало бы вспышку наслаждения и облегчения, и он даже не испытал бы стыда. Но исполнить желание — значило бы стереть из сознания ее образ, видение Ирины, спящей в голубой постели. Оно было в мечтах, возникло в комнате, потом проникло сквозь окно и парило снаружи. Он чувствовал тепло ее тела сквозь стекло. Это была встряска, возвращавшая его к жизни.

Не обыденной жизни. Обыденная жизнь была бесконечной вереницей спин, дыханием стоящего позади человека. В обыденной жизни люди ходили на службу и творили ужасные вещи, возвращались домой и в толчее коммунальных квартир пили, ругались, занимались любовью, воевали за остатки собственного достоинства и каким-то чудом выживали. Ирина возвышалась над этой толпой. Она была отчаянно красива в своей потрепанной куртке, метка на щеке служила знаком целомудрия, ее не устраивало жалкое существование. Во многих отношениях она была не от мира сего. Аркадий хорошо разбирался в людях — на то и дар следователя. Но он не понимал Ирину, и ему казалось, что он никогда не сможет проникнуть в область присущего только ей непонимания многих элементарных вещей. Она возникла как еще одна планета и вовлекла его в свою орбиту. Он следовал за ней, но не знал ее. И именно он, а не она, поменял идеалы, которым служил.