– Это конфиденциальная информация.

Стив решил не давить на него больше. Отказ Беррингтона назвать сумму говорил сам за себя.

– А другой ваш друг выступил с сенсационным заявлением. Я имею в виду сенатора Пруста. Сегодня утром в новостях сообщили, что он собирается использовать свою долю для финансирования предвыборной президентской кампании.

– Я не смотрел сегодня утренних новостей.

– Но ведь Джим Пруст ваш близкий друг, не так ли? Очевидно, вы знали о его намерениях баллотироваться в президенты?

– Полагаю, все знали, что он подумывает об этом.

– Ну а вы должны получить долю от этой сделки?

– Да.

Стив отошел от Джинни и приблизился к Беррингтону. Глаза всех присутствующих были устремлены на них.

– Так получается, вы не просто консультант? Вы еще и держатель акций?

– Не вижу в этом ничего особенного.

– И какую же именно сумму вы собираетесь получить?

– Полагаю, это конфиденциальная информация.

На сей раз Стив решил, что Беррингтону не удастся отделаться столь уклончивым ответом.

– Если верить опубликованным в «Уолл-стрит джорнал» данным, компания оценивается в сто восемьдесят миллионов долларов.

– Да.

– Сто восемьдесят миллионов долларов, – задумчиво повторил Стив. А потом выдержал долгую, многозначительную паузу. Такая куча денег профессуре и не снилась, и Стив хотел, чтобы члены комитета почувствовали, какая пропасть разделяет их с Беррингтоном, поняли, что он вовсе не из их команды. – Таким образом, вы трое должны поделить между собой сто восемьдесят миллионов долларов.

Беррингтон молча кивнул.

– Вот поэтому-то вы и занервничали, узнав о публикации в «Нью-Йорк таймс». Ваш друг Престон продает компанию, ваш друг Джим баллотируется в президенты, а вы получаете целое состояние. Вы до сих пор уверены в том, что думали лишь о репутации университета Джонс-Фоллз, когда решили уволить доктора Феррами? Или же вас тревожило нечто другое? Давайте честно, профессор. Вы запаниковали, потому что вам есть что терять.

– Но я со всей определенностью…