– Мне чай.

Маршалл налил Армитеджу чаю, а себе кофе и сел за стол. Словно предлагая тост, поднял чашку.

– Будем здоровы, – произнес Армитедж, чокаясь с Маршаллом.

– Давно я этого не слышал.

– Все очень изменилось с тех пор, как ты уехал.

– Вчера вечером я это заметил. Ничего не осталось от прежнего Манчестера.

– Эти проектировщики давно уже уничтожили все самое лучшее, остался лишь дождь и холод.

– Все-таки кое-что даже им неподвластно.

Некоторое время они ели молча, пока Армитедж снова не заговорил.

– Не думал, что ты станешь полицейским.

– Вы с Чарльзом никогда не верили в меня.

– Неправда.

– Да ладно. Все на мне крест поставили. И отец тоже. Почему никто так и не попытался связаться со мной, ни письма, ничего?

– Не забывай, что ты ушел из дому.

– У меня не было выбора.

– Но еще до отъезда в Америку ты ушел от родителей и исчез в Манчестере. Только благодаря брату, который заботился о тебе, они знали, что ты жив. Черт возьми, Джимми, да ты ведь воровал по всей округе, когда тебе было тринадцать лет. Поджег стог сена у соседа-фермера, который лишь предупредил тебя, чтобы ты держался подальше от его собственности. Тебе повезло, что ты не кончил Борстальской тюрьмой. Они не могли с тобой справиться. Ты же был просто неуправляемым.

– Они еще живы?

– Твоя мать умерла шесть лет назад.

Маршалл ничего не сказал. Он это предполагал и не хотел причинять себе боль воспоминаниями, которые давным-давно вычеркнул из своей жизни.

– Перед смертью она все время думала о тебе, – продолжал Армитедж.