* * *
Харден переживал то же чувство, как если бы слышал, что на улице происходит убийство: слишком далеко, чтобы бежать на помощь, но слишком близко, чтобы остаться в неведении. Яхта служила ему верой и правдой, несла его по водам трех океанов и на прощание подарила еще несколько ярдов, приближающих его к цели, еще несколько минут времени.
Он сидел на дне резиновой лодки, прижавшись спиной к корме. «Дракон» одним концом опирался на его плечо, другим висел в петле, прикрепленной к мачте. Выйдя на судоходную линию из скопления нефтяных вышек, скрывавших его от радара, Харден позволил латинскому парусу нести лодку на восток. Она резво бежала по ветру, сама держа направление, под весом оружия глубоко погрузившись в воду. Небольшие волны все время угрожали захлестнуть корму.
Харден вглядывался в оптический прицел, но ничего не видел. Стрельба прекратилась. Сейчас они кружат вокруг места, где затонула яхта, ища его тело.
Он почувствовал, как на горизонте что-то изменилось, как будто темнота стала еще более непроницаемой. По одну сторону темного силуэта он увидел быстро приближающийся огонек. Корабль, плывущий навстречу ему. Это был фрегат, который должен был пройти по правому борту от ялика.
Тьма сгущалась. Затем факел на нефтяной вышке осветил белую корону мостика «Левиафана», невероятно высокую, как небоскреб, с двумя трубами, которые могли принадлежать только «Левиафану» и больше никому. Мостик находился еще очень далеко. Но гораздо ближе к Хардену была черная стена — нос «Левиафана».
* * *
Яхта не желала тонуть.
Вода в каюте поднялась до уровня штурманского стола, загасив самые сильные очаги пламени.
Палубы «Лебедя» были разбиты, мачта оторвана и тащилась за яхтой, удерживаемая шкотами. Радарный отражатель, прикрепленный к штагу, лежал в воде под спинакером. Крыша рубки, люки и передняя палуба взрывом снаряда превращены в обломки. Корпус был продырявлен выше ватерлинии, и множество отверстий от пуль, выпущенных с более высокого уровня, оказались под водой.
Она должна была разломиться на части, но ее стрингеры упорно держались за корпус, и яхта по-прежнему была на плаву. Ее нос все еще указывал туда, куда Харден направил судно перед тем, как его покинуть.
Доннер быстро оглядел дымящиеся обломки. Его взгляд проникал в дыры, трещины в тиковой обшивке, упавший рангоут. Он вспомнил, как впервые увидел яхту в Ла-Манше, во время шторма, когда она блестела в прожекторах его катера, как дорогая игрушка. Затем — лишенную мачты, вплывающую в Столовую бухту. Но лоск и глянец смыло море, и Доннер увидел, что блеск обманул его. Перед ним был простой и крепкий корабль. Его глаза задержались на кокпите, остановились на парусных чехлах, разбросанных вокруг стойки штурвала. Одно из сидений оторвано, ящик для резиновой лодки был пуст.